Комбат. Горячие головы

Воронин Андрей

И они проложили дорогу европейского уровня. А напарник Куриловича подружился с важным правительственным чиновником. Эх, лучше бы он этого не делал! Чиновник настолько проникся симпатией к новому знакомому (или, наоборот, втайне возненавидел его), что вздумал продвинуть на московский рынок дорожного строительства.

– Нашим столичным живоглотам и не снилось то качество работ, которого достигли вы, обычные провинциалы. Президент требует активно выдвигать таких людей в первые ряды отечественных бизнесменов, – однажды сказал он.

И выдвинул. Да так, что мало не показалось. Они еще только готовились к завоеванию столицы, когда неизвестный позвонил компаньону Вениамина.

– Берегите здоровье! Сидите в своем Мухосранске и не высовывайтесь, –

раздалось в трубке.

Компаньон, вернувшийся с банкета и оттого малость утративший чувство самосохранения, успел ответно бросить:

– А кто ты такой? Я тебя не знаю. Может, ты кусок дерьма собачьего. Воняешь тут и думаешь меня испугать.

– Ладно, еще поговорим, – в трубке раздался короткий смешок.

На следующий день произошел несчастный случай. Действительно несчастный, компаньона не хотели убивать, только напугать. За городом тяжелый джип подрезал его «вольво». Место преступники выбрали самое подходящее. С обеих сторон дороги шла гладкая равнина. Учитывая знаменитое качество шведских легковушек, напарник в худшем случае отделался бы переломом-другим. Но случилось непредвиденное: машина загорелась. Увы, не перевелись еще и в Швеции бракоделы. Компаньон, пристегнутый ремнями и зажатый подушками безопасности, слишком долго выбирался из машины. В жутких мучениях он умер на операционным столе.

Но для людей, которым фирма перешла дорогу, его смерть явилась лишь досадным недоразумением, рядовой осечкой, без которых невозможна постоянная борьба за большой куш. Лес рубят – щепки летят. Преступники моментально переключились на Куриловича. Вениамину намекнули, что компаньон неслучайно оказался на обочине дороги в горящем автомобиле. Это может произойти с каждым, кто раскатает губу на жирные столичные подряды. Таковы, как говорится, законы бизнеса.

Сначала Куриловича захлестнул гнев. Так вот что, оказывается, произошло с напарником! Его убили! Не исключено, что Вениамин сейчас разговаривает с убийцей! И у того еще хватает наглости обращаться с подобными предложениями к другу человека, умершего мучительной смертью! Он за это поплатится!

К счастью, до того, как с его языка сорвались проклятия, Курилович опомнился. В голове молнией промелькнула здравая мысль: если они открыто звонят после убийства, связываться с ними опасно.

– Позвоните мне завтра, я должен все хорошенько обдумать, – сказал он и отключился.

Для принятия решения ему хватило одной минуты. Чего зря мучить голову, когда все ясно? До Вениамина доходили слухи о столичных подрядах, на порядок превосходивших провинциальные. Имея такие бабки, можно нанять дивизию головорезов и без колебаний отправить их на дело ради таких же бабок в будущем. Так что любой ответ Куриловича ничего не изменит на рынке московского дорожного строительства. Просто «нет» будет стоить Вениамину жизни. А еще они могут начать с жены или ребенка. Убьют, позвонят и спросят: «Ну, теперь ты согласен или снова озадачить киллера?»

Курилович подошел к бару, достал бутылку виски, затем сменил ее на бутылку водки и с хрустом свинтил пробку. Впервые за многие годы он нарушил свое железное правило – не пить в рабочее время.

Глава 2

В отличие от Куриловича Илья Фридрихович Тумасов не имел специального образования, хотя тоже владел дорожно-строительной компанией. Времени не было, да и желания. Отец, родившийся в те годы, когда в моде оказались не только Карлы и Фридрихи, но даже Коминтерны и, не приведи господи, Даздрапермы, слабо соответствовал гордому имени одного из вождей мирового пролетариата. За свою жизнь он имел две судимости (одну условную, вторую реальную) и верил исключительно в закон кулака. Поэтому сына товарищ Фридрих определил в секцию бокса. И когда Илья приходил домой с разбитым носом, отец выдавал коротенькую одобрительную речь, смысл которой можно передать знаменитыми словами: «Правильной дорогой идете, товарищи!»

И Илья шел и шел этой дорогой, к шестнадцати годам выполнив норматив кандидата в мастера спорта. В наследство от родителей ему досталась крупная фигура, и он выступал в тяжелой весовой категории. То есть завет отца молодой Тумасов полностью воплотил в жизнь. Еще чуть-чуть, и он бы принялся кулаками завоевывать свое место в жизни, но тут произошло событие, перевернувшее сознание Ильи. Отец вернулся с отсидки. Папаша хорохорился, но юноша видел, что на зоне ему довелось несладко. Как-то в пьяном откровении отец подтвердил догадки сына. Вонючие бараки, холода, дрянная баланда вместо человеческой еды, тяжелая работа на лесоповале – такой уголовной романтики Илюше совсем не хотелось. Как не хотелось и служить Родине. Вот только с учебой было совсем швах! Настолько плохо, что даже звание кандидата в мастера не гарантировало поступление в институт физкультуры. Когда дело касалось его шкуры, юный Тумасов соображал даже очень хорошо. Он взялся за учебники, многие из которых не раскрывал целую учебную четверть. И к окончанию школы он имел аттестат, вполне достойный будущего физкультурника.

Увы, в институте Илья оказался рядовым студентом, без привилегий, которые давали спортивные достижения. Такие достижения здесь были почти у каждого. На особом счету были лишь чемпионы Европы, мира и особенно Олимпийских игр. Им почти гарантировалось хорошее трудоустройство. Прочим для более-менее светлого будущего требовалось хорошо учиться. Вот с этим у боксера, за свою короткую жизнь схлопотавшего столько ударов по голове, что их бы хватило доброй сотне человек, имелись проблемы. Это только кажется, что спортивная наука проще пареной репы. На самом деле для воспитания чемпиона нужны знания психологии, биологии, химии и еще много чего. И чем глубже эти знания, тем лучше. Хотя не всем растить чемпионов. Можно работать обычным тренером, тупо используя кальку методик, наработанную более знающими коллегами лет десять или двадцать тому назад. Но и обычное тренерство светило только студентам с хорошей успеваемостью. А Тумасов плелся в хвосте и молился Богу на свою московскую прописку. Без нее он мог оказаться в каком-нибудь Коми-Пермяцком национальном округе, а попал в школу на улице Байкальской. Тоже не близкий свет, окраина Москвы, но туда хоть можно добраться на метро, а не на самолете. И пусть оптимисты, вместе с распределением вытащившие билет в Норильск или Хабаровск, утверждали, что провинциальные дети еще знакомы с послушанием, а москвичи совсем распустились и ими невозможно управлять, Илья слушал эти речи снисходительно. Одного его вида достаточно, чтобы ученики были как шелковые.

Шесть лет Тумасов проработал учителем физкультуры. Почему-то он часто вспоминал эти годы с умилением. Скорее всего, потому, что тогда Илья был молод. Ведь что в них было хорошего? Если разобраться – ни-че-го! Одна дорога ежедневно занимала почти три часа. И потом изо дня в день, из года в год одни и те же упражнения, одни и те же занятия. Скукотища! Коллективчик, опять же, подобрался специфический. Из мужиков только слишком заумный учитель физики и трудовик предпенсионного возраста. Какие у них с Тумасовым общие интересы? О женщинах разговор отдельный. Всем им перевалило за тридцать. Единственное исключение – его напарница, учительница физкультуры, двадцати семи лет от роду и мастер спорта по гребле. Детишки боялись ее больше Ильи. Он мог только грозно рыкнуть, а она порой награждала особо отличившихся подзатыльником. Почувствовав на себе ее тяжелую руку, даже самые рьяные озорники становились тише воды, ниже травы.

Лицом физкультурница тоже не вышла. Поэтому Тумасов обращался с ней исключительно как с коллегой по работе. В общем, куда ни кинь – везде клин. Но спустя многие годы учительство казалось Илье Фридриховичу чуть ли не благодатью. Ну, если разобраться, где-то так оно и было. Главное – уследить, чтобы какой-нибудь шалопай не свернул себе на уроке шею. А в остальном – спокойная, размеренная работа, не требующая ответственных решений, от которых иногда зависит твое будущее, и устоявшаяся жизнь, предсказуемая на годы вперед.