Комбат. Вначале было слово
Шрифт:
– Что случилось, Арутюн, ты не заболел? – поинтересовался Борис.
– Если бы! – напустив мрачный вид, ответил торговец. – Кризис, дорогой, понимаешь! У всех кризис, а Арутюн расхлебывай. Люди стали меньше ходить в ресторан кушать, меньше в кафе кушать. Пошли в столовую, там отравились, больше туда не ходят, только бегают. Но не в столовую, а сам знаешь куда. Пока лекарство не подействует. А потом идут ко мне и говорят: «Арутюн, дай шаурма. Он у тебя дешевый, он у тебя вкусный и после него не надо пить лекарство». А где я на всех шаурмы наберу?
– А ты повысь цену, – дружески посоветовал Рублев.
– Зачем людей обижать?
Борис взял две шаурмы и укрылся под навес, где Арутюн установил пять столиков для еды стоя. Крайний столик оккупировала компания выпивох, взявшая на всех одну шаурму. Что удивительно – разговор у них тоже шел о кризисе.
– Это Буш воду мутит, – авторитетно заявил один из пьянчуг. – Он все время ходил пальцы веером, типа мы здесь паханы, а вы, все остальные, – шныри безнадзорные. А тут ему и подсунули этого… Абракадабру.
– Барака Абаму, – подсказал наиболее образованный из выпивох.
– Какая, хрен, разница! Ну, если хочешь, чтоб был Барак, пусть будет Барак. Короче, увидел Буш негра и подумал: «Трындец, кранты Америке! Доведет Абракадабра страну до полного дефолта. А раз так, то пусть остальной мир тоже накроется медным тазом вместе с нами. И стал гнуть банки с автомобильными компаниями так, что они практически загнулись. А раз нет банков, значит, нет бабок. А если нет бабок, то перестали американцы покупать французский коньяк, швейцарские часы и китайский ширпотреб. И пошел кризис по всему миру. Жаль, наши олигархи вовремя не сориентировались. Если бы они начали закупать товары вместо америкосов, никакого мирового кризиса не было бы. Все бы застопорилось на Штатах.
– На фига олигарху десять швейцарских часов и тем более сто китайских футболок? – резонно поинтересовался образованный выпивоха.
– Если сломаются.
– Кто? Швейцарские часы? Они на то и швейцарские, чтобы пережить владельца.
– Тогда бы могли все закупить и раздать народу.
– Олигархи? Раздать народу? Не для того они у народа воровали, чтобы этому же самому народу раздавать.
– Да че вы все валите на наших олигархов! Стоит где прорваться канализации – снова олигархи виноваты, как раньше Чубайс, – вмешался третий собутыльник, видимо прослушавший начало разговора. – Лучше покажите мне этот кризис. Бутылки «Цветущего сада» как стояли, так и стоят. И стоят те же двадцать четыре рубля. Если это кризис, то он мне нравится. Дешевая поддача и всегда без очереди.
– Так сейчас нигде очередей нет, – заметил тип, нашедший первопричину кризиса.
– Не скажи, – возразил образованный. – Видел бы ты очереди, когда пенсию дают. Закон человеческого общества: че в дефиците, за тем народ и ломится. Раньше товары были в дефиците, поэтому народ магазины штурмом брал, а сейчас в дефиците бабки. Знаешь, как один хитрозадый мужичок сказал: «Если из-за кризиса предприятия начнут выдавать зарплату собственной продукцией, я пойду работать в Монетный двор». Во, чует, где главная сила. Когда у тебя лопатник пухнет от бабок, остальные проблемы решаются сами собой. Даже головная боль поутру.
– Альказельцер, – дружно выдохнули оба собутыльника.
– Еще чего. Альказельцер придуман для среднего класса. А богатеи пьют алкоголь, который не вызывает поутру головной боли.
– Разве такой бывает?
– Говорят, бывает. Хотя сам я, не буду врать, не пробовал.
«Так, начали с кризиса, дошли до безвредной выпивки, пора бы переключиться на женщин», – подумал Борис, неторопливо жуя шаурму.
Он затягивал процесс вовсе не оттого, что Арутюн создал некий шедевр кулинарного творчества или, наоборот, подсунул редкостную гадость. Просто по крыше импровизированной забегаловки застучал ставший привычным февральский дождь. Борису вспомнился образец настенной живописи, увиденный им где-то на Ленинградке:
Люблю грозу в начале мая,Но в феврале-то на фига, мля!Конечно, февральские грозы еще не стали привычным явлением, но ведь случалось, случалось. И когда диктор, зачитывая прогноз погоды, говорит, что ночью по области возможны заморозки, мало кого уже удивляет, что речь идет о зиме. Борис не был изнеженным человеком, но всегда предпочитал рациональные действия. Зачем соваться под дождь, если можно его переждать. Время терпит. Червячка он заморил, а до обеда у него нет особых дел. Только заскочить в магазин. Да, у него всегда так. То период бурной деятельности, когда буквально каждую минуту надо действовать или принимать решения, то время тотального безделья, разбавляемого мелкими хозяйственными делами. Нет золотой середины и вряд ли когда-нибудь будет.
Рублев взглянул на пьянчужек. Они делили шаурму. У критика Барака Абамы откуда-то взялся ножичек, которым он разрезал изделие Арутюна на три части. Но каждому известно, что в средней части мяса больше всего. Выпивохи выкинули на пальцах, кому достанется лакомый кусочек. Счастье улыбнулось образованному пьянчужке. Он втянул ноздрями манящий запах закуски, а в это время его приятель доверху наполнил стаканы вином из бутылки 0,7 литра. Бутылка опустела. Выпивохи жадно прильнули к стаканам, словно несколько дней страдали от жажды.
– Хорошо пошла, – выдохнул образованный, проталкивая в рот закуску.
Видимо, с зубами у него была серьезная напряженка.
– Третья, – уточнил его собутыльник.
– Третья? Значит, осталась еще одна, последняя.
– Нет, «последняя» звучит как-то грустно. Мне больше нравится «четвертая».
– Да ты ее хоть сотой назови. Все равно останется каждому дважды по полстакана.
Краем уха слушая этот диалог оптимиста и пессимиста, Рублев поглядывал на улицу, ожидая, когда закончится дождь. Вдруг возле палатки затормозил шикарный автомобиль. Из него выскочил мужчина в отлично сидящем костюме из дорогой шерсти. Он сунул Арутюну деньги и с шаурмой в руках вернулся к лимузину. Любопытства ради Борис заглянул в окошко – благо дождь разогнал всех покупателей.
– Неужели кризис добрался и до олигархов? – спросил он.
– Может, и добрался, – Арутюн пожал плечами. – Но если ты говоришь о господине в «бентли», то он ко мне около года не заглядывал.
– Ясно. Скряга типа Карнеги, годами носившего один костюм.
– Я впервые слышу, дорогой, эту нерусскую фамилию, только мне рассказывали про одного очень богатого человека, для которого в ближайшей тюрьме специально заказывали зэковскую пайку.
– Ностальгия замучила, – вставил Рублев.