Комбриг

Кожевников Олег Анатольевич

— Ладно, сержант, жалко конечно, что нет оптики, но, думаю, во всей бригаде то мы найдём достойное тебя оружие. По-моему, Бульба получил недавно две винтовки со снайперским прицелом. Кстати, как раз для твоей снайперской команды. Так что, постреляешь у Пружан из нормальной винтовки. Завтра наверняка там должны появиться немцы, поэтому нам нужно ещё сегодня, до наступления темноты туда добраться. Поедешь вместе со мной и поможешь с маскировкой наших огневых точек. Нашей бригаде приданы мощные артиллерийские силы, несколько гаубичных полков РГК. Поэтому стало возможным организовать огненный мешок фашистам. Им придётся в силу рельефа местности на участке Пружаны — Ружаны двигаться в узкой полосе, ограниченной с одной стороны

болотом, а с другой, густым лесом. Вот мне и нужно с твоей помощью продумать систему маскировки наших сорокапяток и пулемётов. Дивизионы 681-го и приданные нам гаубичные полки уже должны занимать позиции вдоль дороги. Но, сам понимаешь, они — люди не лесные, и хорошо замаскироваться у них вряд ли получится. С воздуха, натянув маскировочные сети, может и удастся остаться незамеченными, а с дороги — не знаю. Твоя задача как опытного промысловика — завтра, как только рассветёт, заняться проверкой их маскировки и помочь в устранении замеченных недочётов. Время для этого будет. Ведь у нас, перед этой ловушкой на дороге, имеется ещё заслон. Чтобы его сковырнуть, немцам понадобится много времени и сил. Так что, скорее всего, в наш капкан они влезут только послезавтра. Вот там, конечно, очень бы пригодилась твоя снайперка, но, как говорится, на нет и суда нет. Остаётся надеяться, что Бульба ещё не успел отправить Сомову две оптические винтовки.

— Да вы, товарищ комбриг, не беспокойтесь! Если даже винтовок с оптикой не будет, я и из этой, на километровой дистанции попаду. У меня к самозарядке и патроны специально отобранные для дальнего боя имеются. А для стрельбы до ста метров изготовил хитрый боеприпас. У нас в тайге с такими пулями на крупного зверя ходят. Вот я и здесь хочу использовать этот опыт. Фашист он зверь крупный, его с первого выстрела надо заваливать для этого я сам насечки на пулях делал. Теперь они действуют лучше разрывных. Пуля при встрече с препятствием как бы раскрывает получившиеся насечки-лепестки. Из-за этого центр тяжести у пуль получается смещённым, и при попадании, например в плечо, они могут оказаться и в животе фашиста. Такой пулей, лишь бы попасть в какую-нибудь часть его тела, а дальше — можно закапывать труп в братской могиле.

По-видимому, Якут очень гордился своими патронами и решил похвастаться ими передо мной. Он достал из своего сидора большую картонную коробку и раскрыл её. Она была полностью забита снаряженными десятипатронными магазинами от самозарядки. Я автоматически их пересчитал — оказалось двадцать магазинов, половина из них была плодом творчества Якута. Взяв один со следами ручной работы, я осмотрел эти чудо-пули. Ничего особенного, пули как пули, просто с несколькими насечками на конце. Но я, передавая обратно обойму, похвалил Кирюшкина за смекалку и ответственное отношение к делу. После этого откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза.

Я уже стал думать, что нам, скорее всего, удастся благополучно добраться до штаба авиадивизии. Ведь до него оставалось меньше восьми километров. Даже с нашей черепашьей скоростью, минут через двадцать мы должны были до него добраться. Но мою надежду разрушил возглас Шерхана:

— Командир, воздух!

Он первым выскочил из ещё движущегося автобуса, так как стоял на подножке и наблюдал за небом. За ним буквально посыпались остальные. Я выпрыгнул последним, из уже остановившегося автобуса, отбежал подальше и залёг в небольшой ложбинке. И только после этого начал высматривать самолёты. Их я увидел почти сразу, но это были не бомбардировщики, а пять здоровенных транспортных Юнкерсов. Над ними барражировали четыре "Мессера", охраняя от нападения наших истребителей. В голове мелькнула мысль:

— Не иначе готовится воздушный десант, и наверняка направлен он на штурм аэродрома и штаба 9-й авиадивизии. Это как же наши "соколы" должны были достать немчуру, что они днём, на открытом месте решили выбросить десант. Тут же со

всех сторон полным-полно наших частей, подавят этих козлов на хрен, да и всё.

Но эта моя уверенность была поколеблена, когда я увидел две ракеты, выпущенные с земли. Наверное, заброшенные сюда ещё раньше диверсанты, указывали безопасное место для десантирования следующих. И это было совсем недалеко от нас, примерно в километре. Наверняка эти диверсанты разведали, что вблизи боеспособных частей нет, а наш автобус они не посчитали помехой для десанта. Мой мыслительный процесс ускорился, в результате быстро возник план наших действий:

— В десанте, наверное, собраны одни "волкодавы". Каждый стоит целого взвода первогодок. Если они благополучно приземлятся и сгруппируются, то через два часа просто размажут всю охрану штаба и аэродрома. А там сидят салаги, которые и стреляли то только на полигоне. И если даже я появлюсь там на полтора часа раньше и предупрежу охрану, это мало что изменит. Вроде бы Ю-52 берёт на борт четырнадцать парашютистов, а у Черных практически нет бронетехники, то эти семьдесят бойцов там всё покромсают минут за тридцать. Взорвут находящиеся на земле самолёты, сожгут запасы топлива, и тогда нам на земле будет совсем труба. Нет, надо постараться хоть как-то тормознуть немчуру. Наверняка, наши десант заметили и сообщат, куда следует. Максимум, часа через два сюда пришлют какую-нибудь боеспособную часть. Отсюда вывод — нужно подольше помотать гадов и постараться как можно больше отстрелять этих сволочей в воздухе. Больше это сделать некому — опять, Юрка, ты оказываешься крайним!

Заметив ракеты, самолёты начали делать круг, а я, вскочив, заорал:

— Боевая тревога, все в автобус!

После этого бросился к нашему транспорту, но там я оказался не первым. Ребята, толкаясь, спешно влезали в салон. К кабине подбежал и Ежи. Я его тормознул и, указав рукой на самолёты, приказал:

— Топеха, двигаем к ним. Нужно оказаться под Юнкерсами в тот момент, когда они начнут сбрасывать десант.

Подтолкнув его к кабине автобуса, крикнул:

— Ну, поляк, не подведи своих братьев-славян!

Сам я, забравшись в салон, быстро обрисовал ситуацию и начал раздавать приказания:

— Так, ребята, сейчас мы подъедем к тому месту, где немцы сбрасывают десант. Там, по одному начинаем выпрыгивать из автобуса. Каждый должен занять удобную позицию, и те, у кого есть винтовки, немедленно открывают огонь по парашютистам. Бить в первую очередь по немцам, у которых уже открылся парашют. Сектора обстрела ограничены соседом слева. Автоматчикам открывать огонь только тогда, когда противник окажется на расстоянии не дальше, чем сто метров. После приземления десанта, группироваться возле автоматчиков и отходить в сторону автобуса. Понятно?

Дождавшись утвердительных возгласов, я спросил у бойцов из авиадивизии:

— Ребята, кто из вас хуже всех стреляет из винтовки?

Оказалось, что это был бывший водитель бронеавтомобиля. Ему я и приказал:

— Панов, держи тогда автомат и запасные диски, а мне давай винтовку и патронташ. Автоматом умеешь пользоваться?

Красноармеец утвердительно кивнул.

— Хорошо, только смотри, экономь патроны. Помни, у тебя только два запасных диска, а надеяться на подвоз патронов мы не можем.

Автобус уже вовсю болтало по стерне. Я почувствовал, что вот-вот мы окажемся под юнкерсами, поэтому, забрав самозарядку и патроны, затароторил:

— Якут, давай пять своих обойм! И найди в своём сидоре какой-нибудь мешок, чтобы их туда положить.

— Так нет у меня никаких мешков!

— Возьми вон, оторви штанину у своих кальсон, завяжи конец и сгодится под патронташ.

Он потянулся к своему сидору, а я, уже возбуждённо крича во всё горло, продолжил:

— Первым из автобуса выпрыгиваешь ты, Якут, потом Панов, затем, по одному вооруженные винтовками, за ними Шерхан, я буду последним.