Комбыгхатор
Шрифт:
Бессмертных богов никто и не пробовал убивать (покалечили – это правда), их всех связали и заперли в кузнице.
Двое суток подразделение «Д» оставалось независимой самоуправляемой территорией, но не хочу повторять здесь то, что всем хорошо известно. Также не могу трогать мифы, в той или иной степени касающихся конкретных имен. Эти люди погибли достойно и в равной мере заслуживают посмертной славы. Касательно их повторю лишь то, что человек, пытавшийся однажды сбежать, имел фамилию Блюк, и что не было человека по прозвищу Комбыгхатор. Комбыгхатор опять повторяю
Что же до самого бунта, то могу уточнить лишь несколько важных моментов.
Попыток всем вместе вырваться на свободу, чтобы затем раствориться в лесу, предпринималась только одна, (а не две) и она состоялась в самую первую ночь: тогда за ограду успели вырваться несколько человек.
Тем не менее, называть «легендарным танком Т-132» (якобы протаранившим ряды частокола и ушедшем навеки в лес) и вообще называть каким-либо танком ту паровую машину от паровоза (пусть она и стояла на шасси танка), было бы слишком большой натяжкой.
Этот «танк» повалил лишь внутренний ряд частокола. Когда он таранил внешний – лопнула правая гусеница. В темноте, под встречным обстрелом, и среди переломанных бревен нам удалось заменить проржавевший трак, но снова натянуть ленту и забить палец мы уже не смогли. Но остатками перегретого пара едва успели отсечь атакующих полубожий.
Далее: переговоры велись непрерывно. От них никто никогда не отказывался. Боги предлагали нам жизнь, мы требовали свободы. Надо прямо сказать, что эти двое суток «свободы и независимости» были куплены только ценою переговоров. Переговоры вел комитет из шести человек и в нем не было Комбыгхатора-человека, как заявляют сегодня некоторые «свидетели».
Штурм начался на третьи сутки, в девять часов утра. (Слухи о том, что нас слышат, а потому вот-вот придет помощь из каких-то других восставших частей «Зет-Зет» на «Северном космодроме», так и остались слухами).
Оставшиеся в живых не расстреливались и не бросались живыми в ракетные шахты. Их должны были перевести в другие подразделения. Я думаю, их перевели.
Раненых положили на розвальни и повезли в госпиталь. Думаю, нас действительно собирались лечить.
Мне удалось бежать.
Эта история, ныне раскрашенная самыми невероятными небылицами, на самом деле проста, и не пахла никакой мистикой. Пахло совсем другим…
Это было стадо мамут. Обычная сезонная миграция бесчисленных стад мамут, что всегда дважды в год проходили по территории Космодрома, и для нас самым первым, действительно ощутимым весенним запахом – все эти семнадцать лет – был запах идущих мамут.
Вероятно, одно из стад запуталось меж колонн полубожий, спешивших к подразделению «Д». Запуталось, разбрелось, забегало. Стрельба последних нескольких дней, оцепления и облавы с собаками (полубожия ловили сбежавших) – запугали бедных животных насмерть.
Только все это я понял позднее. Реконструировал, так сказать. А тогда я очнулся от мамутова запаха – как потерявший сознание приходит в себя от нашатыря. Видел, что лежу на снегу, слышал крики и выстрелы. Одна из обезумевших лошадей пронеслась совсем рядом и ударила меня косым краем розвальней, отбросив в снег еще дальше. Запах мамуты стал совсем нестерпим.
Кто бы мне объяснил, почему я пополз на запах, как нашел, как зарылся под брюхо убитой мамуты, как накрыл себя ее шерстью? Это необъяснимо.
Не знаю точно, сколь долго лежал я под брюхом мамуты. Может быть, сутки, может быть – двои. Но иногда приходил в сознание и один раз, кажется, слышал близкие голоса. Густая жесткая шерсть, по объему равная двум тюкам распущенной пакли, только свалявшаяся в жгуты, не дала мне замерзнуть.
До сих пор иногда гадаю: могла ли эта мамутова вонь, миазмы иметь целебный эффект? Впрочем, в те далекие времена порошок из сушеных и растолченных пальцев (пальцев хобота, разумеется) непременно входил в состав самых сильных снадобий, от которых, как говорили, вставали даже покойники. Не знаю, может, что-то и повлияло. Но скорее всего, я просто-напросто отлежался. Потом ощупал себя.
Самым сильным было ранение головы. Как я потом узнал, пуля вынесла кусок кости над левым ухом.
Ночью я выбрался из шерстяного кокона и ушел в лес. Не знаю, как долго шел и куда, но, видимо, по следам мамут, потому что очнулся в племени диких лесных людей, манъюитов, охотников за мамутами.
В ту весну я потерял обоняние и полжизни не чувствовал даже самых пахучих запахов.
10 ноября 2203, понедельник
Все последующие двадцать лет пронеслись как сон.
Иногда я пытаюсь уверить себя, что это было все наяву и со мной, но ни разум, ни память подчас не могут пробиться сквозь плотные наслоения мифов и небылиц, покрывших собой историю. Народное творчество – это сила, которой не может противостоять один человек.
Спасают люди. Чапр – Рысий Коготь, Танга, Карында, Пастырза, Чув – Жженый Бивень, Мехря, Пендрик, Дарежа, Савата, Марсик, Пильша, Оринфий, Мулява, Егда, Олекса, Вац, Калч, Скарлата – Сын Черного Волка, Орлук, Сипун, Айга, Дахина, Исада, Хрумсай, Дармак, Марий-сын, Безног, Пелтас-Младший, Рындшак, Чупаня – Калганов Корень… – их я могу и сейчас перечислить всех до единого.
В тот день, когда после долгих лет жизни в племени, я был выбран вождем манъюитов (после гибели Чапра – Рысьего Когтя) в племени было двадцать восемь мужчин, сорок женщин и до полусотни детей.
Пускай сейчас слово «манъюит» стало нарицательным, но все они тогда были живые реальные люди – зародыш той небольшой партизанской армии, обложившей «Северный космодром» со всех четырех сторон.
В последние годы об этом пишут много исследований. Хочу уточнить лишь несколько фактов.
Собственно, как принято говорить, «фронтов» было только три. Восточный и Южный фронты (командиры Тыхту-Мьянг и Антон Пупырь соответственно) перехватывали обозы с боеприпасами, амуницией и провиантом, нападали на сторожевые посты полубожий, но – главное! – освобождали шедших по этапу людей.