Комедианты
Шрифт:
– Мониторинг?
– Этот урод…
– Этот урод, как и прочие другие, делал только то, что говорил ты.
– Моргана…
– Кто знал о реальной задаче эксперимента?
– Ты же понимаешь…
– Я понимаю. И ты пойми. Дурака тебе надо искать в зеркале.
– Я не плакаться к тебе приехал.
– Тогда не трать моё время на этот светский чёс.
– Хорошо. Мне нужна твоя помощь.
Она вопросительно подняла брови.
– Я хочу, чтобы ты отследила её путь.
– В таких условиях…
– Моргана, милая, для тебя нет ничего невозможного.
– Я
– Мне надо сейчас.
– Подожди.
Она сняла телефонную трубку и набрала номер.
– Это я… Да… Срочно…
Она положила трубку.
– А я своих охламонов не могу приучить, чтобы вот так же чётко и по делу.
– Посиди. Мне надо одеться.
– Можно ещё кофе?
– Его надо варить, а у нас нет с тобой времени.
– Я подожду на улице.
– Послушай, Моргана, зачем тебе всё это? – спросил её Дюльсендорф, когда они сели в машину.
– Ты о чём?
– Ну, все эти ритуалы, кровавые жертвы.
– Каждый делает то, что от него требует эксперимент.
– Я не об этом. Ты взрослая, серьёзная женщина, рождённая в двадцатом столетии. Зачем тебе эти игры? Я имею в виду ритуал и всё прочее.
– Это моя работа.
– Я понимаю, когда надо оболванить кретинов, но в таких случаях, как сейчас…
– Ты зря недооцениваешь ритуал. Это нечто вроде театрализованного технологического процесса. Причём неизвестно, где проходит граница между шоу и таинством, так что…
– Хочешь сказать, что ты на полном серьёзе веришь в магию и прочую чушь?
– Что за вопросы, Карл?
– Я пытаюсь подходить к этому с позиции здравого смысла.
– С позиции здравого смысла… С позиции здравого смысла всё, что мы делаем, выглядит как минимум нелепо. Попробуй объяснить здравомыслящему человеку, что ты служишь некоей высшей силе, в результате чего благополучно дожил до более чем преклонного возраста.
– Это совсем другое дело.
– Не скажи. К тому же ритуал способствует более лёгкому вхождению в нужное психофизическое состояние. Людям свойственно ритуализировать свою жизнь. Даже в мелочах мы стараемся следовать определённым выработанным правилам поведения, так почему я должна отказываться от него там, где важной может быть каждая ерунда? И всё только ради какого-то жалкого здравого смысла, который годится разве что на рынке, когда надо купить морковь.
– Не понимаю.
– Поэтому тебе недоступны целые области… – Моргана замялась, подыскивая нужное слово.
– Думаешь, мне стоит это освоить?
– Важно, что ты обо всём этом думаешь.
Машина остановилась возле плачевного вида продовольственного склада, нуждавшегося в основательном ремонте.
– Надо сказать, чтобы ребята навели марафет, а то уже слишком бросается в глаза, – сказал Дюльсендорф.
Моргана ничего не ответила.
Крепкий мужчина с автоматом на груди ловко открыл перед ними дверь. Внутри царило такое же запустение, как и снаружи. Тусклая лампочка без абажура, полупустые полки с какими-то банками и мешками, осыпающаяся штукатурка…
Один из стеллажей бесшумно отъехал в сторону. За ним была кабинка лифта.
Дюльсендорф пропустил Моргану вперёд, затем сам вошёл в кабинку.
– Вниз, пожалуйста.
– Как скажете, мэм.
– Надеюсь, вам понравилось путешествовать в нашем лифте? – спросил он, когда лифт остановился.
– Спасибо. – Она сунула ему в карман долларовую купюру.
– Может, бросить всё да податься в лифтёры? – мечтательно произнёс Дюльсендорф.
– Ты для этого слишком амбициозен, – ответила Моргана.
– Увы.
За лифтом начинался длинный просторный коридор, выложенный мраморной плиткой. Работа была выполнена мастерски. Освещали это произведение современного зодчества расположенные на стенах асбестовые горелки.
Коридор заканчивался огромной, просторной залой, выложенной белым мрамором. У дальней стены залы было небольшое возвышение: круглый бассейн радиусом метра полтора. Посреди бассейна «рос» грандиозный цветок лотоса из абсолютно прозрачного кристалла. Внутри лотоса горел огонь, заставляющий светиться и без того прекрасный цветок.
В центре залы стояло сооружение, похожее на советский знак качества, только без внешнего пятиугольника. К нему был привязан человек. Рядом на специальном столике лежал ритуальный кинжал, созданный ещё в бронзовый век, и золотая чаша, украшенная красными камнями.
– Ты всегда кого-нибудь убиваешь, когда тебе надо поразмыслить?
– Раньше не было кровавых жертв, да и ему ничего этого не нужно.
– Тогда зачем?
– Всё это нужно нам. Такова человеческая природа, что только вкус смерти заставляет нас правильно смотреть на вещи.
– Тебя трудно обвинить в филантропии.
– Только не в сравнении с тобой.
Дюльсендорф хотел ещё что-то сказать, но Моргана жестом его остановила.
– Подожди здесь.
Сказав это, она скрылась в одном из смежных помещений. Дюльсендорф сел на пол. На приготовления ушло не более десяти минут, за которые Моргана облачилась в длинный красного бархата плащ с капюшоном, полностью закрывающим лицо. Ни слова не говоря, она подошла к привязанному человеку, медленно подняла кинжал и чашу, затем трижды обошла вокруг него. После этого она вскрыла вены у него на руках и ногах. Часть крови она собрала в чашу, остальная по специальным желобкам потекла в бассейн. Пока текла кровь, Моргана молча стояла напротив жертвы, затем, когда жертва умерла, она сделала большой глоток и протянула чашу Дюльсендорфу. Остатки крови она вылила в цветок, который сразу же сменил свою окраску. Не выпуская чаши из рук, Моргана опустилась на колени перед цветком и закрыла глаза. Прошло более часа, прежде чем она поднялась.
– Она там, – устало сказала она Дюльсендорфу.
– Она пробила стену?!
– Она там, и она хочет вернуться. А теперь уходи.
– Я подключаюсь к эксперименту.
– В качестве кого?
– В качестве испытуемого.
– Что?! – Цветиков посмотрел на Дюльсендорфа так, словно вдруг у того выросли рога или третье ухо.
– Ты проведёшь меня по полной программе.
– Надеюсь, ты шутишь.
– Отнюдь нет. И никаких поблажек.
– Карл, она единственная из нескольких сотен.