Комедии
Шрифт:
М а р и я М и х а й л о в н а. Вот какое время: человек человека в литературу толкает.
Вбегает Н и н а, удерживаемая В е р х о в с к и м.
Н и н а. Пусти! Я все равно скажу. Антон Иванович дома? Позовите его.
М а р и я М и х а й л о в н а. Они сейчас с Василием Максимовичем для обоюдного чтения, как жулики, заперлись. Пойду у дверей караулить. (Уходит.)
В е р х о в с к и й. Не допущу, чтобы ты жаловалась на меня этому «святому».
Н и н а. Зачем ты сказал? Опять
В е р х о в с к и й. Да, я это сделал нарочно. Чтобы показать тебе этого Ильина. Он не только был вором, но и остался бандитом. Кто еще мог налететь на преподавателя с кулаками?
Н и н а. А если ему не дадут аттестата?
В е р х о в с к и й. И наверное не дадут. Ниночка, дорогая, я должен разрушить вашу любовь, дружбу — не знаю. Что ты хочешь? В восемнадцать лет выйти замуж за мальчишку и негодяя?
Н и н а. Н-нет…
В е р х о в с к и й. Ты — милая девочка, знающая жизнь по десятку хороших книг, и этот Ильин Степан, прошедший… и «медные трубы». Где, кем был Ильин до четырнадцати лет? Притоны, карты, сивуха, маруха. Ты знаешь, что значит «маруха»?
Н и н а. Нет.
В е р х о в с к и й. Любовница. Да-да. У них с десяти лет любовницы. Тебя он еще не зовет марухой?
Н и н а. Но теперь он…
В е р х о в с к и й. Исправился? А сегодня? Тебе говорили? Мы не можем дать аттестат дикарю. Много — через год он опять будет в тюрьме.
Входит М а р и я М и х а й л о в н а.
М а р и я М и х а й л о в н а. Василий Максимович в голос читает, навзрыд читает, значит, до ночи. Там Люба с Ильиным тоже дожидаются.
Нина быстро идет к двери. Верховский ее догоняет.
В е р х о в с к и й. Ниночка, верь мне…
Н и н а медленно уходит.
М а р и я М и х а й л о в н а. Товарищ директор!
В е р х о в с к и й. С прошлого года я больше не директор.
М а р и я М и х а й л о в н а. Снаружи, может, и понизили, а внутренность у вас все равно директорская. Павел Николаевич, окажите поддержку.
В е р х о в с к и й (рассеянно). Вы о дочери? Экзамены она сдает, учится хорошо, только по физике немного хромает.
М а р и я М и х а й л о в н а (не расслышав). Прихрамывает, это верно. Вы уж простите, она не нарочно. Я не о дочке, о супруге просить хочу. Он хотя и не учится, но поведения совершенно отъявленного.
В е р х о в с к и й. Какое же я имею отношение?
М а р и я М и х а й л о в н а. Вам всех людей насквозь видать, как в мышеловке. Товарищ директор… Даже называть этак совестно. Директор — и вдруг «товарищ»! Озорство какое! Ведь по-прежнему, по-настоящему-то вы — ваше превосходительство.
Верховский поднимает руки, как бы обороняясь.
Я и за глаза и всегда, как только вас увижу, так мысленно и думаю: вот идут его превосходительство… Павел Николаевич, окажите
В е р х о в с к и й. Что же вы хотите, чтобы я вашего мужа от запоя лечил?
М а р и я М и х а й л о в н а. Не от запоя, а от письма. Пишет он.
В е р х о в с к и й. Да, я что-то слыхал… Вообще ваш муж много на себя берет…
М а р и я М и х а й л о в н а. Все, все на себя берет, ничего дома не остается.
В е р х о в с к и й. Так. Что же он пишет? Стихи? Пьесы?
М а р и я М и х а й л о в н а. Нет-нет… Хоть мы с мужем и ссоримся, а такого про него не скажу. Он, видите, что-то вроде отрывков из головы сочиняет. Да я вам покажу. (Оглядывается, открывает стол, берет рукопись.) Вот. Какую тяжесть написал — настоящему писателю впору. Взгляните, не побрезгайте. (Подает ему рукопись.)
В е р х о в с к и й. Что ж тут можно сделать?
М а р и я М и х а й л о в н а. Павел Николаевич, я-то боюсь, а не могли бы вы эту рукопись спалить в качестве бреда?
В е р х о в с к и й. К сожалению, у нас это не практикуется. (Подумав.) Позвольте… Сейчас, сейчас… Мы его вылечим. Как я понял, ваш муж готовит это для печати? Вот мы его рукопись в печать и отдадим.
М а р и я М и х а й л о в н а. А это для него не опасно?
В е р х о в с к и й. Не беспокойтесь. Просто редактор полистает, увидит, что белиберда, и даст ругательный отзыв. А редактор — настоящая собака.
М а р и я М и х а й л о в н а. Дай ей бог здоровья. Может быть, для ругательного отзыва мужнины метрики нужны?
В е р х о в с к и й. Это не обязательно.
М а р и я М и х а й л о в н а. И благодарить вас не смею. Прячьте скорее собрание сочинений. (Кланяясь, уходит.)
Верховский, убирая рукопись в портфель, роняет из нее лист бумаги другого формата. Поднимает.
В е р х о в с к и й (читает). «Дорогая Люба, часто, когда вы идете из школы, я издали провожаю вас. Я люблю ваше лицо, печальные глаза, тонкие, легкие волосы. Я подолгу смотрю на вас и, кажется, вас люблю…» Позвольте!.. Это же Антон Иванович, его почерк! Что за черт! «Дорогая Люба»… Люба… Ну да! Ай да юродивый! И не подписался. Это черновик — понимаю…
В дверях показывается голова М а р и и М и х а й л о в н ы.
М а р и я М и х а й л о в н а. Степка Ильин идет и за пазухой камень держит. (Скрывается.)
В е р х о в с к и й. О черт! (Озирается кругом и уходит в комнату.)
Входят Л ю б а, Н и н а и И л ь и н. Он действительно что-то поддерживает под пиджаком. Все трое останавливаются молча.
И л ь и н. Ну?