Комедия положений
Шрифт:
После болезни, перенесенной в декабре 84-ого года Сергей очень долго кашлял, но потихоньку оправился, кашлять стал меньше, и летом в Батуми как будто поднялся, поправился, но после дня здоровья заболел, снова начал кашлять, но не сильно, а потом новая напасть - сбор металлолома.
В этот раз, в пятом классе Сережка отнесся к этому мероприятию серьезно, и они с Акингиновым натаскали больше железного хлама, чем два других звена.
К этому времени наш Сережка возобновил дружбу с Сережкой Акингиновым после длительного, почти на полгода разрыва. Поссорились они весной в третьем классе, даже не
– Странно, очень странно, - сказала я.
– Ну, и как ты мог побить Акингинова. Он на голову выше тебя, ты и до носа-то ему не достал.
– Во всяком случае, он захныкал, закрыл лицо руками и убежал, - убеждал меня сын.
Но я не поверила.
А тут они вдвоем, примиренные, натаскали желязяк, а потом эти железяки мокли под дождем в школьном дворе, и никто их не убирал. Сережа был разочарован и больше в сборе металлолома никогда не принимал участия.
Но в тот раз трудовые подвиги в обычной одежде привели к тому, что и куртка и брюки оказались покрыты слоем красной глины.
Куртку я ему кое-как отмыла, а брюки поставила (не шучу, именно поставила в угол) и приказала почистить. А в субботу очень разъярилась, когда нашла эти штаны одиноко стоящими в углу всеми забытыми. Слои глины толщиной в детский палец растрескались, между ними стал виден первоначальный цвет материи, серый.
И я дала сыну щетку прямо в руки, предложила одеться и пойти почистить брюки, но не чистить возле дома, а пойти подальше в сад, чтобы не пылить под окнами.
Сережка взял щетку и ушел, вернулся с более или менее очищенными брюками и я бросила их в стирку.
В тот же день я вышла на лестничную площадку и столкнулась с Ниной Степановной, соседкой из квартиры рядом.
– Вы посмотрите, что творится, сказала она мне.
– Какая грязь. Кто-то выхлопал мешок из-под картошки прямо на лестницу.
Я глянула на лестничные ступеньки и ахнула: они были покрыты слоем знакомой красноватой пыли с комками засохшей глины.
– Ой, да это же Сережка штаны здесь чистил. Вот ведь дрянь, я ему сказала выйти на улицу.
– Ну, что вы Зоя, - испугалась Нина Степановна, чувствуя, что маленькому соседу достанется на орехи, и, не желая, чтобы из-за нее наказывали ребенка, ну что вы. Разве может быть столько грязи с детских штанов?
– Еще как может, - ответила я.
– Вы не видели, что это были за штаны.
Декабрь, грязный, темный, слякотный. Нет ни чистого белого снежочка, ни морозца, никакого ощущения зимы, только сырой ветер пронизывает насквозь.
Я иду домой с электрички. Повернув к своему дому, я поднимаю глаза наверх. В квартире темно.
Надежда шевелится у меня в душе.
"Может быть, Сережка почувствовал себя лучше, и ушел всё-таки в школу", думаю я.
Я поднимаюсь на седьмой этаж, вхожу в комнату, включаю свет в коридоре, заглядываю в большую комнату.
На
– Сережа, сынок, почему же ты свет не зажег?
– Не хочется.
Раздевшись, я подсаживаюсь к сыну на кровать, щупаю лоб, ничего не могу понять, слишком руки замерзли от холода, и измеряю температуру градусником.
Опять у сына 37,2 и такое плохое самочувствие, что ребенок не только в школу не идет, даже свет и тот не зажигает, и это так не похоже на моего всегда жизнерадостного подвижного сына.
Я еще и еще раз вспоминаю, как это началось, меня гложет жалость к сыну и чувство своей собственной вины.
Всё началось еще в сентябре, с того сбора металлолома. Сережка слегка простыл и кашлял, а потом еще добавил на физкультуре и начал кашлять страшно, приступами, по несколько минут, надрывно, до позывов к рвоте.
Я оставила его дома и вызвала врача, не хотела я выводить ребенка на улицу с таким страшным кашлем.
Симонова, как назло, была на курсах усовершенствования, и пришла заменяющая её врач, послушала ребенка, сказала, здоров, в легких ничего нет.
– Но кашель страшный, у него была уже вялотекущая пневмония, которую никто не прослушивал, давайте сделаем снимок.
– Незачем совершенно облучать ребенка, раз температуры нет, нет никакого воспаления.
– Но Сережа болеет без температуры.
Все мои уговоры оказались бесполезны.
Бывают такие тупые самоуверенные люди, которые уважают только себя и ни во что не ставят мнение другого.
Нашу участковую я бы уговорила на снимок, да она могла бы и услышать что-то в легких. Симонова никогда не кидалась лечить ребенка от ОРЗ, всегда говорила мне, ну да вы сами знаете, что делать, но слушала и слышала довольно хорошо, я ей доверяла, да и она мне тоже, и, увидев меня в такой панике, поняла бы, что дело плохо.
Делать нечего, я пошла в детскую и записалась к бронхологу, надеясь встретиться с Маей Ефимовной, и попала на прием к тому же врачу, она, оказывается, работала бронхологом и к тому же была заведующей нашей детской поликлиникой.
Вот откуда такая самоуверенность и непререкаемость, она чиновник, а туда же, пытается лечить!
В общем, я была обругана, но направление на мазок на предмет коклюша мне дали.
Я взяла замученного ребенка и потопала с ним 1,5 км на мазок.
Помню, как на обратном пути мы стоим, ждем автобуса, и я прикрываю его от ветра.
Коклюша не оказалось.
После этого путешествия, где-то на десятый день болезни у него и начала подниматься температура каждый день, 37,2 и он совсем сник, и антибиотики ему не помогали, каждое утро он долго кашлял, сгибаясь на кухне, а я уходила на работу, ведь ребенок мой был здоров, и больничный мне не полагался.
Я его лечила, как могла, горчичники, прогревания картошкой, таблетки, отхаркивающие микстуры. В школу он не ходил, Через неделю я вызвала снова врача, собираясь дать бой, но пришла другая врач, молодая, красивая женщина, сразу мне понравившаяся. Ольга Николаевна, как узнала, что ребенок кашляет надрывно уже три недели, температурит, лечение провожу я самостоятельно, врач ничего не назначила, ужаснулась такой картине и без всяких слов дала направление на снимок и больничный лист.