Комендант мертвой крепости
Шрифт:
На одной из бархаг гордо восседал Ярри, который, оказывается, Хромого не послушал и в храме прятаться не стал.
— Ну что, добрые горожане, — сказал Рултарик, — есть ещё вопросы или, может, возражения?
Ни вопросов, ни возражений не было. Он подождал, пока добрые горожане разойдутся, и обернулся к Сивриму с Хромым.
— Надо ехать. И поскорей, если не хотим застрять здесь до конца сезона.
— Как такое может быть? — спросила Синнэ. — Чушь какая-то! Был сезон, совсем недавно! С чего бы вдруг?..
— Я знаю не больше твоего, — пожал плечами Рултарик. — Вон пусть Хродас при случае спросит у…
— Ладно, — оборвала изумрудноглазая, — а что посоветуешь говорить им? — Она кивнула на площадь, где остались только несколько торговок, которые лихорадочно и молча собирали свой товар, да стайка замурзанной ребятни.
— Сама разберёшься, не маленькая. Будут новости — сообщим.
Клоп с Голенастым тем временем помогли Сивриму и Хромому счистить с одежды и вытряхнуть из волос то, что в принципе можно было счистить и вытряхнуть.
— И этих вот, — проворчал Клоп, — защищать от ветра? Быдло неблагодарное… — Он сплюнул, гадливо отёр с рук остатки яичного желтка. Потом наткнулся взглядом на Ярри и вдруг густо покраснел.
— Поехали. — Рултарик забрался в седло и достал из чехла плеть.
— Если увидите, что началось, — не дурите, возвращайтесь, — Синнэ протянула руку, как будто хотела напоследок прикоснуться к пальцам Хромого. — Обещайте, что вернётесь.
Рултарик хмыкнул и пустил бархагу рысью. Остальные помчались за ним — по узким улочкам, которые теперь опустели, словно город разом вымер.
Вдали хлопали ставни, кто-то, надрываясь, звал домой ребёнка. Старик, ухватив дрожащими руками сибаруха, волок к дверям; птица вырывалась и отчаянно кудахтала.
Возле Кожемяцких ворот пришлось спешиться: вокруг — толкотня, давка, ругань. Паника.
Улучив момент, Сиврим догнал Рыжебородого и спросил:
— Что изменилось?
— То есть?
— Раньше ни один из вас не заступился бы за меня. Вот я и спрашиваю: что изменилось?
Рултарик снова хмыкнул. Впереди наконец освободился проход, рыжебородый запрыгнул в седло и подхлестнул свою бархагу.
— Не отставайте! — бросил. — Не отставайте!
Колокола звонили, не смолкая ни на миг.
— Позвольте дать вам совет, наместник.
Они ехали размашистой рысью, выбравшись наконец за пределы города. Впереди чернел зев ущелья — гудящий, алчный.
— Совет?
Хромой, правивший бархагой так, чтобы держаться рядом с Сивримом, кивнул. Говорить приходилось, перекрикивая ветер. И это они ещё не въехали в ущелье.
— Слушаю.
— Если хотите ей понравиться, никогда не соглашайтесь. Спорьте, отстаивайте свою точку зрения.
Сиврим сделал вид, что всматривается в ущелье.
— И ещё, — добавил Хромой. — Ещё одно. Раскройте пошире глаза. Думайте, сопоставляйте.
— Что с чем?
— Поступки с возможными мотивами. Сказанное и сделанное. И несделанное.
— Вы говорите о Синнэ? О том, как она повела себя, когда эти… на площади, начали забрасывать нас камнями? А что она могла поделать? Она смелая девушка, не сбежала и не…
Хромой пожал плечами:
— Смелая, бесспорно. Но её мотивы… не так очевидны и не так просты, как может показаться.
Какое-то время они ехали молча.
— А ваши? — спросил Сиврим.
Хромой засмеялся.
— Вы делаете успехи, наместник. Но всё-таки не забудьте о моём совете. Взвешивайте и оценивайте, и не дайте себя обмануть.
Ответить Сиврим не успел: они наконец въехали в ущелье.
Хродас Железнопалый
Неслыханно, позорно — ни один не заметил, когда началось! Пропустили. Прохлопали. «Прохлопали в ладоши, — зло подумал Хродас, отдавая приказы. — Проклятый Вёйбур! Сопляк, возомнивший о себе гарр знает что!»
Это Вёйбур придумал изменить тренировки, разделив весь гарнизон на два соперничающих лагеря. Противники надевали на правую руку ленту, красную или белую. И сходились в тренировочных сражениях, бились с охотой и азартом, а потом ещё долго обсуждали, кто кого. Вёйбур превратил тренировки в игру. Сделал то, чего не мог добиться Эттил Хакилс.
«И то, чего не мог добиться я сам», — Железнопалого это бесило. Их трепотня, «А ловко ты меня!..», «В другой раз вот что попробуем, и пусть меня сожрут дарги, если мы не утрём вам нос!», все эти дружеские подначки и азарт, они, пожалуй, должны были радовать его. Не радовали.
Он спускался на время тренировок в подвал, надевал доспех, брал в руки меч. Лупил деревянные манекены, пока не начинал задыхаться, пока сердце не отзывалось на вдохе пронзительной, страшной болью. Только тогда позволял себе сделать паузу.
Сегодня Хродас тоже пришел в подвал, но что-то не давало покоя, какая-то дурацкая мысль засела в башке и изводила, зараза. Он закончил раньше обычного и поднялся к себе. Во дворе на плацу Белые сходились с Красными под одобрительные выкрики дежурных с башен. Судя по всему, Красные теснили Белых впервые за последнюю неделю. Раздались первые хлопки в ладоши, кто-то резко стучал мечом по щиту, поддерживая любимую команду. Звук получился гулкий, похожий на колокольный звон.
Вот тогда-то Хродас сообразил, что его мучило весь сегодняшний день. Задыхаясь, сбрасывая на ходу доспех, взбежал на Дозорную — и ахнул. Весь горизонт был в мутном сером мареве. Которое с каждым мигом становилось темнее и ближе.