Комиссар Его Величества (сборник)

Кайл Дункан

– Черт подери! – воскликнул Мэлори, прошипев это ругательство на манер гремучей змеи.

Все было совершенно ясно! Никаких ошибок быть не может, думал Мэлори. Историк ушел, унес свои книги, а старый банкир расхаживал взад-вперед по своему кабинету на Ательсгейт, 6. В мозгу его происходил сложный кулинарный процесс. 

Какая жалость, что сэр Бэзил сжег весь свой архив (при этом он чуть не спалил и свой особняк на авеню Фош в Париже). Наверняка там можно было бы найти документальное подтверждение тому, что вскоре после начала первой мировой Захаров совершил деловую поездку в Россию. Господи, думал Мэлори, вся эта история так и пропахла сэром Бэзилом. Богатейший человек земли, самодержец всероссийский, чей личный доход составлял миллион в день, решил пожертвовать на войну собственное золото – хотел купить оружие у компании «Викерс». Однако Захаров не мог послать в Архангельск военные корабли. Зато Ллойд-Джордж, министр вооружения, мог. 

* * *

Пятьсот миллионов фунтов стерлингов!

Причем вывезенных из России тайно, если не считать смутных слухов, проникших в прессу.

Оружие поставлено так и не было.

В результате произошла революция. 

Революционеры расстреляли Николая и всю его семью! 

Это значит, наследников не осталось.

Или остались?

Мэлори остановился и опустил взгляд. Его начищенные до блеска туфли ослепительно сияли на фоне красного ковра. Но это сияние несравнимо с блеском золотых слитков, хранящихся тремя этажами ниже, в знаменитом сейфе банка «Хильярд и Клиф».

Несравнимо!

* * *

Да, детали ему были известны. Сто миллионов фунтов в золотых слитках каждый по 400 тройских унций [1] было помещено в хранилище 1 января 1915 года от Рождества Христова. По согласованию с правительством ее величества слитки периодически выставлялись на всеобщее обозрение. В соглашении участвовал также Английский банк. Эта договоренность была необходима, поскольку за годы, прошедшие с 1915-го, государство не раз вводило строгие ограничения на хранение золотого запаса... 

1

Тройская унция – мера массы благородных металлов, равная 31,1035 г, в английской системе мер.

Однако банк «Хильярд и Клиф» сделал властям настолько простое и выгодное предложение, что оно было принято и теперь освящено многолетней традицией. Мэлори воспринимал его как само собой разумеющееся. Условная сумма в сто миллионов считалась константой. Если цена на золото поднималась, некоторое количество слитков изымалось из хранилища на Ательсгейт, 6 и передавалось Английскому банку. Если цена на золото падала, слитки возвращались обратно. Казалось бы, чего проще. Но правительство и национальный золотой запас неизменно оказывались в выигрыше, потому что, несмотря на кратковременные спады, цена на золото неизменно росла. А банк тоже не оставался внакладе – ведь легендарный золотой резерв вселял в клиентов твердую уверенность в непотопляемости «Хильярд и Клиф».

Мэлори стал думать о золоте. Лишь однажды, еще молодым человеком, он взял один из слитков в руки. Его пальцы до сих пор помнили слегка маслянистое ощущение. Золото – материал, весьма легкий для обработки. Во всем мире оно хранится под матрасами в виде слитков различной массы. Например, фирма «Джонсон Мэти», расположенная в Лондоне, выплавляет золото в слитках любых размеров, от 3,75 тройской унции и выше. Поставить новую маркировку на слитки ничего не стоит: расплавил, залил в новую форму, шлепнул штамп, и дело с концом. Можно, например, снять со слитка южноафриканскую маркировку и поставить вместо нее штамп Французского банка или «Швейцарского кредита».

Пятьсот миллионов фунтов стерлингов. В ценах 1914 года.

Господи Боже!

* * *

Это был вклад в войну Николая Романова. Его военный бюджет.

Но Ллойд-Джорджу тоже был необходим военный бюджет.

«Невзирая на многочисленные обещания, вооружение так и не было поставлено», – докладывал Паре.

Захаров и Ллойд-Джордж присвоили царское золото и использовали его в собственных целях: первый заложил основу своей финансовой империи, второй оплатил военные расходы.

Просто и гениально, подумал Мэлори. Идея, разумеется, принадлежала Захарову...

Но времени восхищаться замыслом предшественника не было. Ситуация требовала анализа.

Итак, никаких наследников не осталось. Фактически царское золото унаследовали банк «Хильярд и Клиф» и британское правительство.

Наследников нет потому, что невозможно юридически доказать факт смерти Николая. Царь, которому уже давно перевалило за сто лет, в юридическом смысле все еще не может быть признан умершим.

Великая княжна Анастасия не смогла ничего добиться, и это неудивительно. Именно из-за вышеназванного юридического крючка прочие члены семейства Романовых не стали пытаться завладеть огромными денежными средствами, находящимися в заграничных банках.

Почему? Возможно, им было что-то известно? Или просто судебные процессы стоят дорого, а двоюродные братья и племянники Николая знали, что добиться ничего не удастся? Да, скорее всего так оно и было.

Таким образом, нужен несомненный прямой наследник или стопроцентное доказательство факта смерти. Одно или другое. Это ключ к баснословному состоянию.

А Дайкстон находился в Екатеринбурге в июле 1918 года, причем по заданию Захарова!

За ужином в тот лень сэр Хорейс Мэлори был явно не в своей тарелке. Мысли его были заняты одним: как бы перелить и перемаркировать слитки, хранящиеся в банковском сейфе. Банкир и не заметил, как покончил с бутылкой виски и открыл уже вторую бутылку кларета.

– Это становится невыносимым, – развела руками леди Мэлори. – Сегодня ты шипишь, словно целый

клубок змей!

Глава 14

Седьмая и последняя часть отчета, составленного капитан-лейтенантом Королевского флота Г. Дж. Дайкстоном о событиях в России весной и летом 1918 года 

"Помню, как поначалу поражало меня взаимное недоверие, распространенное среди большевиков. Ведь, в конце концов, это были люди, которые сумели свергнуть вековую монархию, причем, как они утверждали, во имя народа, равенства и братства. Однако, как показали дальнейшие исторические события, доверять друг другу они так и не научились.

Первым объяснил мне это Бронар, презрительно кривясь. В Уральском Совете существовал по меньшей мере десяток постоянно меняющихся «содружеств». Двое комиссаров могли соглашаться между собой по одному вопросу и расходиться в мнениях по трем другим. Содружества раскалывались и соединялись, процветали интриги.

– Дружеских отношений здесь не существует, – объяснил Бронар. – Это слишком опасно.

– Но ведь Свердлов и Голощекин старые друзья, не так ли?

– Старые знакомые и старые союзники, но не друзья. Разве друг станет угрожать расстрелом?

Я не стремился к обществу Бронара – он сам пришел ко мне, узнав от Голощекина, что первоначальный план провалился.

Мы сидели в номере гостиницы «Американа». Бронар держал в руках стакан водки.

– Жаль, что мы так и не знаем, где Николай хранит свои бумаги, – задумчиво произнес он.

Честно говоря, в последнее время я совсем забыл о документе – ведь тот находился в безопасности, в сейфе Финляндского банка. Мои мысли уже много дней были заняты лишь одним – как спасти Романовых.

– Ну и что? – спросил я. – Даже если в мы и знали, мы не могли бы его заполучить.

Бронар взглянул на меня.

– Вы имеете в виду Юровского?

Я кивнул. Тут-то он и начал мне рассказывать об атмосфере, царящей в Уральском Совете.

– Каждые человек, считающий себя политиком, становится жертвой некой идеи фикс, – с ухмылкой рассказывал Бронар. – Скрябин, например, помешался на золоте. Достаточно сказать ему, что ты совершенно с ним согласен: все золото принадлежит трудящимся – и Скрябин будет тебя поддерживать по всем остальным вопросам. К Берзину и Голощекину я тоже подобрал ключ: как и они, требую, чтобы рабочий класс был весь поголовно вооружен.

– Вы хотите сказать, что сумели втереться в доверие н к Юровскому? – удивленно спросил я.

Бронар покачал головой:

– По-моему, вы меня не слушаете. Ни о каком доверии речи идти не может. Юровский никому на свете не доверяет, как и все остальные большевики. Но Юровский знает, что я поддерживаю его в вопросе о Романовых. Он слышал, как я разглагольствую на эту тему, а язык у меня подвешен. Юровский считает, что я союзник его замысла. Однако лично мне, разумеется, он не доверяет. Вы понимаете?

– Да, понимаю. Скажите, позволит он вам войти в дом Ипатьева?

Бронар отхлебнул из стакана.

– Возможно.

– Значит, Голощекина не пустят, а вас пустят?

– Ведь я не Голощекин. Он человек Свердлова, а Юровский более или менее догадывается о планах председателя ВЦИК. Он не дурак и прекрасно понимает, зачем здесь торчит германский поезд.

– Так вы можете проникнуть в дом или нет? – настаивал я. 

– А какой смысл? Я так давно требую царской крови – занимался этим еще в Тобольске, – что Николай мне ни за что не поверит. Во всяком случае, бумаги от него я не получу. Нужно, чтобы к нему проникли вы.

– Будет еще лучше, если мы выведем их всех из тюрьмы.

Бронар загадочно улыбнулся:

– Только не подумайте, что я против. Момент настал, и я отлично это понимаю. Конечно, я неплохо устроился в Екатеринбурге. – Он пожал плечами. – Но ничего, если нужно, пошлю все к черту. Итак, чего вы хотите?

– Чтобы вы отвечали на мои вопросы.

Бронар по-кошачьи потянулся. Он и в самом деле был похож на кошку – такой же неторопливый, внешне расслабленный и внутренне собранный.

– Вы ведь не доверяете мне. И не любите меня, верно?

– У нас с вами общая цель, – ответил я.

Бронар рассмеялся.

– Это верно! Мы с вами совсем как большевики. Имеем общие интересы. Для того чтобы заполучить документ, нужно вызволить Романовых. Видите, как кстати, что мы с Юровским союзники.

– Еще как кстати!

– Каждый из членов Совета считает меня своим. Юровский, Голощекин, Белобородов, Берзин. На это ушло немало сил, друг мой, немало подготовки. Вот почему Захаров так хорошо мне платит. Пройдет два года, и Уральский Совет будет закупать у Захарова оружие, а я к тому времени разбогатею и удалюсь на покой.

– Что мы будем делать с латышами Юровского? – спросил я.

– Что вы имеете в виду?

– Если мы его прикончим, как они себя поведут?

Бронар нахмурился:

– Вы никак не уясните себе, что здесь не существует понятия личной преданности.

– Значит, это не его люди?

– Они солдаты революционной армии. Так что не волнуйтесь, ваш план осуществим.

Я не мог скрыть удивления:

– Какой план?

Бронар вздохнул и тут же, к моему глубокому изумлению, изложил мне в точности то, что я собирался предпринять. В его пересказе план выглядел разумным и вполне осуществимым. По мнению Бронара, его следовало как можно быстрее воплотить в жизнь. В этом я с ним согласился. На прощание мы пожали друг другу руки...