Комментарий к легенде
Шрифт:
Над этим стоило подумать.
С тем мы и расстались с Диассо. У него были какие-то срочные дела, и он не стал задерживаться. А я был рад тому, что никто не станет отвлекать меня от серьезных размышлений. Мы распрощались с ним довольно тепло, и я снова остался один.
Поначалу мысли мои текли довольно спокойно, и мне было совсем нетрудно логически рассуждать о преимуществах и недостатках полученного предложения. В сущности, оно было не более, чем признанием того факта, что я способен оказывать определенное воздействие на судьбу человечества, что, поскольку моя позиция имеет достаточное количество сторонников, со мной вынуждены считаться. И раз при всем том я убежден в своей правоте, в правильности выбора цели, значит жизнь прожита не зря, и все, чем пришлось в этой жизни пожертвовать, не напрасно. А потому не было особой
Но постепенно уверенность моя стала ослабевать, потому что, представляя себе будущее, когда я возглавлю Группу Контроля, я вдруг со всей ясностью осознал, что это будущее будет резко отличаться от того, что мы имеем сегодня. Уже в силу того факта, что надпространственные тоннели будут построены, ситуация резко изменится, и мы, даже обладая правом вето, будем вести оборону на новых рубежах. И кто тогда даст гарантию, что однажды не настанет момент, когда с той же легкостью, с которой сегодня нам готовы дать это право, его у нас не отберут? История знает немало примеров подобного рода. Причем совсем не обязательно сделают это те же самые люди. Все мы, быть может, успеем умереть и истлеть, даже имена наши могут уже позабыться, но рано или поздно проблема эта встанет перед людьми в полный рост, и право вето окажется потерянным - потому что нет ничего вечного в этой Вселенной. За свою долгую жизнь я повидал десятки миров, которые погибли или пришли в упадок от неизвестных причин - кто даст тогда гарантии, что такой же не будет судьба всего человечества?
Время близилось к ночи, и по мере того, как сгущались сумерки, мысли мои становились все более смятенными. Не находя покоя, я бродил по комнатам своего слишком большого для меня одного дома, надеясь найти хоть что-то, что дало бы новое направление мыслям. И наконец - но, думаю, не случайно - наткнулся на джинг, что хранился на полке в моем кабинете среди прочих редкостей, собранных в разных уголках Галактики. Как-то совершенно неожиданно для меня самого он вдруг оказался в моей ладони. Память о далеких годах ушедшей молодости, о счастливом времени, которое уже никогда не вернешь, о людях, которые ушли навсегда... Я медленно поворачивал джинг, всматриваясь в его полупрозрачные глубины, пальцы сами-собой ощупывали его поверхность, местами гладкую, как стекло, местами шероховатую и чуть теплую на ощупь. И вдруг... Дрожь прошла по всему моему телу, я покачнулся и чуть не упал, но все равно ни на мгновение не смог оторвать взгляда от джинга, хотя и не понимал еще, что же такое происходит со мной. Я еще чуть-чуть повернул его на ладони - и увидел...
Он стоял ко мне боком, глядя куда-то вдаль. Потом медленно повернулся - но я узнал его раньше, еще до того, как разглядел черты лица. Знание о том, что я его увижу, наверное, жило во мне все эти годы. Или оно жило в джинге, что лежал на моей ладони. Впрочем, это было одно и то же. Ведь джинг - это и был я, такой, каким вошел так много лет назад в мастерскую "йяон-твало".
– Здравствуй, - сказал он, улыбнувшись.
– Здравствуй, - ответил я, чуть помедлив. Я уже не дрожал, все со мной было в полном порядке, и я не удивился тому, что разговариваю с ним. Как-то вдруг я совершенно позабыл о той реальности, что еще несколько мгновений назад меня окружала, и сознание мое перенеслось на далекий Джинг - и далеко-далеко в прошлое. Потом, когда все это кончилось, я с удивлением обнаружил, что уже не стою там, где джинг проник в мое сознание, что я удобно расположился в кресле в своем кабинете, ноги мои, которые стали мерзнуть в последние годы, тщательно укутаны пледом. Но память о том, как и когда я успел это сделать, не сохранилась. Наверное, сознание человека, когда он вступает в контакт со своим джингом, раздваивается, и джинг вытесняет из памяти реальные события, потому что слишком значительно то, что он способен внести в нашу жизнь.
– Рад видеть тебя, - сказал он, подходя ближе.
– Ты здорово изменился.
– Все меняются с годами.
– И все меняется. Кроме прошлого.
В глазах его я почитал вопрос, но почему-то не сразу понял, что же желает он узнать. И лишь через пару секунд до меня дошло - ведь мое прошлое это его будущее. Хотя, может, это и бессмысленно - какое будущее может быть у человека, навеки запечатанного в неизменном джинге?
– но он хотел знать.
Однако отвечать на этот немой вопрос я еще не был готов.
Я и сам не знал в те мгновения, как относиться мне к своему прошлому. Жизнь прошла - а что сделано? Я вдруг вспомнил рассуждения одного древнего мудреца о том, что человеку всегда свойственно жить лишь будущим, и даже когда он думает, что в прошлом своем - что бы ни случилось в жизни дальше - он всегда найдет утешение - даже тогда его взгляд все равно обращен только в будущее. Только будущим и обладаем мы, живущие, потому что изменить хоть что-то в своем прошлом мы не в состоянии. А он - он не имел и малой доли будущего, все его будущее я уже прожил. У него впереди было меньше жизни и меньше свободы, чем у любого умирающего, и мы оба сознавали это. Мне стало не по себе от таких мыслей, и я отвел взгляд в сторону.
Молчание наше длилось довольно долго. Он не торопил меня и не мешал мне думать. И наконец, когда почувствовал, что молчать дальше становится для меня слишком тяжело - он не мог не почувствовать этого, ведь мы с ним существовали оба лишь в рамках одного, моего собственного сознания сказал:
– Я вижу, ты многого добился в жизни.
Он не спрашивал и не настаивал на ответе. Он просто приглашал меня поделиться - и радостями, и печалями. И был готов понять и простить все. Кто еще может так вот понять и простить? Но мне тяжело было начать говорить, потому что я вдруг со всей ясностью осознал, что вот, жизнь почти что прожита, и в этой прожитой жизни больше потерь, чем обретений, больше несвершенного, чем сделанного, больше рухнувших надежд, чем успехов и достижений. Таков, наверное, удел каждого из живущих - но далеко не каждому приходится однажды держать ответ перед самим собой.
– Да, - наконец, нашел я в себе силы для ответа.
– Кое-чего я добился. Но гораздо больше потерял.
– Жизнь не обходится без потерь, - ответил он, и, подняв глаза, я заметил, как он поморщился, сожалея о сказанном. Ну конечно, не для того ведь мы встретились, чтобы обмениваться общими фразами.
А для чего?
– Давай присядем, - сказал я и первым двинулся к стоящему в углу низкому дивану. Как-то в то время мне и в голову не приходило, что окружающая нас обстановка не имеет ни малейшего отношения к реальной действительности, в то время как движения мои как раз в этой действительности и должны происходить. Я просто был там, в мастерской "йяон-твало", в своем далеком прошлом, я встречался и разговаривал с самим собой, и это была та единственная реальность, которая существовала для меня.
Мы сели рядом и снова какое-то время молчали. Я знал, что это ненадолго, что скоро он начнет спрашивать меня о вещах, которые его волновали, о том, что волновало меня самого в то далекое время - а что я мог ответить? Все это было и прошло, и давно уже многое позабылось.
Но оказалось, что говорить со мной он собрался совсем не об этом.
– Скажи, - услышал я, - ты очень несчастен?
И все внутри меня застыло от этого вопроса. Потому что я понял вдруг, что он попал в точку. Он, мое отражение, знал обо мне больше, чем я сам осмеливался знать.
– Да, - ответил я одними губами. Я мог бы и не отвечать - он и так знал ответ.
– Почему?
Я промолчал - я не знал ответа. А он не стал спрашивать снова, он все понимал и молчал. Так и сидели мы рядом и молчали, и думали каждый о своем. С ним рядом было легко молчать, присутствие его не тяготило. И я сидел и смотрел перед собой ничего не видящим взором, и вспоминал. Сколько лет прожито, сколько всего осталось позади - и вот такое. Несчастен. Да, несчастен, и ничего тут не поделаешь. Но почему? Что делает нас счастливыми или несчастными, что это вообще такое - счастье? То, что всегда остается позади, что не осознаешь в своем настоящем? Да нет, не так просто. Или счастье - всегда где-то впереди, а когда впереди уже нет ничего, то и счастье невозможно? Ведь пока есть стремление к чему-то, пока есть цель впереди, кажется, что достижение этой цели и есть счастье. Но вот она, наконец, достигнута - или не достигнута, разница не велика - и ты вдруг понимаешь, что не в ней счастье, что оно снова уплыло вперед или же осталось позади, и достижение цели или же ее потеря в равной степени создают в душе какую-то пустоту, которую только новая цель и может заполнить. А если не видишь цели? И жизнь прожита, и все осталось в прошлом, и не на что надеяться в будущем, и знаешь, что впереди ничего уже нет?