Компас чёрного капитана
Шрифт:
Выбраться из пещеры, куда целиком провалилась одна из гусениц, не представлялось возможным. Ледоход ревел, рвался наружу, содрогаясь всем телом, но постоянно соскальзывал вниз, проваливаясь все глубже и обрушивая прогрызенные волокунами галереи. Эльм зверел, ругался. Пытался отъехать назад, развернуться. В конце концов судно село на лёд днищем, а гигантские острые траки врезались в снежную кашу и бессильно молотили воздух.
– Надо идти пешком, – наконец вынес приговор Эльм.
– Это было бы слишком просто: взять и доехать до города, – неожиданно бодро отреагировал Фарри.
Здоровяк стащил с глаз очки, натянул их на лоб и уставился на мальчишку злобным взглядом:
– Всё сказал?
Стало ещё холоднее, чем раньше. Мальчик и мужчина буравили друг друга взглядами. Угрюмость против испуга. В душе здоровяка поднималась страшная и злая сила, от которой хотелось бежать без оглядки. Я сделал шаг назад, немея от ужаса.
– Хорошо подумал, собачий сын? – тихо процедил Эльм.
Фарри стушевался и промямлил:
– Прости, Эльм.
Из бочки с гневом силача словно выбили заглушку, и тёмные мысли вылились прочь, будто их и не было. Я вздохнул с облегчением.
– Трудный путь иногда самый верный, – с довольным видом промолвил силач, все ещё не сводя взгляда с мальчишки.
Я стоял, стараясь даже не дышать и чувствуя, как звенит в голове от скрываемых от меня эмоций двух циркачей.
– Малец, – здоровяк обернулся ко мне, – поищи лыжи, снегоступы, тёплую одежду. Должно же быть на этом корыте хоть что-то… Собери припасы. А ты ему поможешь, Фарри, правда ведь?
Рыжий чуть заметно кивнул, так и не подняв глаз.
– Я буду думать, как нам идти дальше. – Эльм вновь нацепил на глаза очки, накинул капюшон и подошёл к штурманскому столику. – Собачье племя, клянусь требухой Тёмного Бога: если не везёт, так не везёт совсем. А ты, малец, не стой! Дуй ветром!
Мне не нравилось его обращение «малец». Однако никто из циркачей так и не спросил моего имени, и это казалось удивительным. Подозрительным. И чуточку очаровывающим. Потому что мне были известны их имена, и я чувствовал их души, их мысли. Я начинал узнавать их, по-прежнему оставаясь маленьким деревенским несмышлёнышем, верящим в Ледовых гончих. Чутьё подсказывало: пусть так остаётся и дальше.
Тем более что циркачи во мне не ошибались.
Я бродил по кораблю пробираясь через завалы мусора, образовавшиеся после аварии, и поражаясь, как изменились внутренности ледохода. В кухне свернуло плиту, и она впечаталась в стену, прогнув металл. В пару кают мы не смогли попасть: их двери завалило изнутри. В других же чернели распахнутыми зевами створки стенных шкафов, исторгнувших из себя жизнь старого шамана. Его скопленный за многие годы скарб. По большей части не заслуживающий никакого внимания, и не обладющий ценностью кроме памяти.
Наверняка каждая попираемая моими ногами вещь что-то да значила для Сканди ан Лиана. Была связана с местами, которые он посетил, людьми, которых он любил. Непросто думать о таком, когда тебе пятнадцать.
Светлый Бог, а ведь нам придется бросить корабль, нам придется выйти туда, на белые равнины, где не будет тёплых труб, где не будет горячей еды. Я, как мог, гнал эти мысли подальше, но они упрямо пробивались наружу, обретая собственный голос. Голос Тёмного Эда.
Фарри, подавленный произошедшим наверху, насупленный, сопровождал меня. Он двигался легче и ловчее. Мне страшно было сделать шаг по накренившейся палубе. От непривычных усилий болели стопы, а руки под варежками ныли от постоянных ударов, когда я не удержавшись соскальзывал вниз и останавливался только у противоположной стены, норовившей стать полом.
Шаманские фонари всё ещё горели.
– Он не плохой, – вдруг сказал Фарри. – У него не самый лёгкий характер, но он не плохой. Он несколько раз меня выручал.
Я не сразу понял, что речь идёт об Эльме. События последнего дня давили на плечи. Очень хотелось лечь, забравшись под тёплое одеяло, и уснуть. А ещё лучше проснуться дома, в Кассин-Онге. Рассудок отказывался принимать произошедшие в жизни перемены.
– Просто иногда он срывается… – При этих словах Фарри неосознанно потёр бок. – Но ты не думай, он хороший человек.
Он не говорил бы так, ощутив вкус и цвет гнева, таящегося в лысом здоровяке. Разубеждать мальчика я не стал. Хотя, наверное, следовало бы…
Собирались мы до ночи. В недрах ледохода нашлось всё нам необходимое плюс два каркасных рюкзака. Фарри где-то раздобыл горелку, а потом мы вместе слили из топливных баков немного энгу, чтобы растапливать в пути лёд или снег.
Страх перед снежной пустыней с каждой минутой становился всё сильнее. Оказаться без тепла среди льдов – очень суровое испытание. Признаться честно, в глубине души я паниковал и жадно тянулся к спокойствию Фарри, надеясь хоть так унять животный ужас. А ближе к вечеру Эльм спустился на жилую палубу и стал помогать нам собираться. Один из рюкзаков он сразу отбросил в сторону, как ненужный.
– Всё равно мне всё тащить, – хмыкнул здоровяк.
Казалось, что ему в радость предстоящее путешествие. Его тяготил ледоход мёртвого шамана.
Ауры циркачей помогли мне чуточку отогнать страх, однако я всё равно вспоминал истории о мёртвых огнях и смертельном сиянии, застигающих путников в снежных пустынях. Больше всего на свете я хотел вернуться в прошлое, в момент явления Тёмного Бога, и оказаться на другом берегу расщелины.
А ещё лучше, чтобы Одноглазый никогда не приходил в нашу деревню! О, как я ненавидел старика в тот момент. Лишь маленькая толика во мне радовалась предстоящему путешествию, но она была настолько ничтожной и незаметной…
«Там не будет укрытия, не будет ничего – лишь белое безмолвие, снежная слепота и бесконечные лиги мёртвых льдов».
– Переночуем здесь, – сказал Эльм, в очередной раз проверив, всё ли мы собрали.
Нам с Фарри достались два небольших рюкзачка, в которые здоровяк запихал тёплые одеяла. Это забота тронула меня, хоть и чувствовалось в душе силача лёгкое недовольство тем, что весь скарб окажется на его плечах. Забитый вещами огромный рюкзак Эльма, с одной стороны которого торчали пила и бур, а с другой висели два ледоруба, был с меня ростом, не меньше.