Компьютерный вальс
Шрифт:
— Ну, ты даешь! — только и мог сказать я. — Ни фига ж себе!
— Это Сузуки джи-эс-эф тыща двести эс бэндит, — годро произнесла моя знакомая.
— И что этот «бандит» может?
— Много чего может. Мощность — девяносто восемь лошадок, максимальная скорость — двести тридцать кэ мэ, время разгона до ста кэ мэ — три секунды! У него четыре цилиндра и…
— И ты все помнишь! А почему он весь черный?
— Ну, так! Я вообще люблю черный цвет.
— А бензином от него не пахнет?
— Видел вот это? — Она показала на приделанный к стене изящный белый прибор. — Очищающий кондиционер. Но я редко когда держу своего «коня» на кухне. Вообще-то обычно он у меня в гараже. Там и охрана, да и места побольше. Я тут недалеко арендовала
— С ума сойти! Но как ты вообще его отсюда вытаскиваешь? А как втаскиваешь? Ведь ты живешь не на первом этаже, а этот «бандит» наверное, килограммов двести весит!
— Двести двадцать. Ничего, я сильная девушка. Грузовой лифт нам уже починили. Видел пандус в подъезде? А подъемник для инвалидов? Я организовала! Сначала наши жильцы пытались скандалить, но я им популярно объяснила, что есть закон, согласно которому все жилые дома Москвы должны быть оборудованы пандусами и подъемниками для инвалидных колясок.
— Есть такой закон?
— Есть-то он есть, только почему-то не работает. А если и работает, то уродливо как-то. Но нашему домуправу такие мелочи знать необязательно. И потом, я ему обещала, что буду защищать интересы нашего дома в суде бесплатно!
— И он поверил? — с сомнением спросил я.
— Я не вру. Ведь это и мои интересы. Жрать-то будем? А то я сейчас помру с голоду.
Мы немного перекусили. Поскольку Валентина никого к себе не ждала, то обеда, как такового у нее не имелось, были готовые салаты, холодное мясо, апельсиновый сок, йогурты.
Через полчаса она мне скомандовала:
— А теперь, — фельдфебельским тоном приказала Валентина, — быстро ложись на живот, и приспусти свои джинсы.
— Может лучше в плечо? — вяло возразил я.
— Давай, давай! Я знаю, что делаю.
— О господи, я уже и не думал, что мне еще когда-нибудь доведется снимать перед тобою свои штаны… Ой! Больно же!
— Потерпи уж, все закончено. Расслабиться надо было.
— Так больно колют только от внутренней вредности и внешней ядовитости. Я всегда говорил…
— А я никогда и не отрицала. Вообще, сходил бы ты к травматологу. Теперь можно и завтра.
— Опять к травматологу! Какая бедная фантазия у моей судьбы.
Я натянул джинсы, и встал, оказавшись прямо напротив нее. От неожиданности я отпрянул назад, но там был диван, я потерял равновесие и чуть не упал. Больная нога предательски подвела меня. Чтобы удержаться, я автоматически ухватился за талию Валентины. Мы оказались стоящими вплотную друг к другу, причем я ее обнимал, как когда-то, до нашего разрыва. Чисто рефлекторно я стал поглаживать ее стройную упругую фигуру. Но она не сопротивлялась, и слабый запах ее духов окутал меня. Прилив желания поднимался все выше и выше по мере того, как мои руки спускались все ниже и ниже по ее фигуре. Я почувствовал, что краснею. Она видела, то, что со мной происходит, хотя и никак этого не показывала, а я лишь продолжал медленно разглаживать ее свитер. С каждой секундой все больше и больше усиливалось давление на мои джинсы изнутри. Я испуганно посмотрел вниз, и взгляд подтвердил обоснованность моих страхов. Я попытался повернуться боком, чтобы она ничего не заметила. Напрасные надежды — когда моя левая рука добралась до ее попки, давление достигло предела.
— Прямо так сразу? — она улыбнулась — ну да, наглость — второе счастье.
Тут моя правая рука стала медленно опускаться вниз по ее животу, и она вдруг раздвинула свои ножки. Внезапно она откинула голову назад и застыла, а ее глаза закрылись. Приоткрылся рот, и она, не произнеся ни одного слова, вдруг резко опустилась передо мной на колени. Ее пальчики ловко расстегнули металлическую пуговицу и мгновенно дернули вниз замочек молнии. Все происходило в полном молчании. Она оттянула резинку трусов, и мой орган выскочил оттуда, как удав из террариума. Осторожно, и как-то бережно, она освободила головку, ухватилась за ствол своими пальчиками и долго, изучающе рассматривала его. Но потом тихо пробормотала:
— Ты такой горячий и упругий. — Я ее слов я почти не расслышал, и мог догадываться только по интонации. Когда она подняла ко мне свои большие серые глаза, я не выдержал:
— А ты не будешь раздеваться? — произнес я. Но она не пошевелилась, и ее взгляд снова перешел на мой пульсирующий фаллос.
— Мне нравится, когда ты такой твердый! — Сказала она ему. Я повторил:
— Разденься, а то я больше уже не могу. Я сейчас сорву с тебя всю одежду, разорву твои трусики, и тогда ты сможешь необоснованно обвинить меня в изнасиловании.
Я, конечно, даже в мыслях не хотел такого поворота событий, да и никогда бы его не допустил. К тому же женщины невероятно трепетно относятся к своему белью. И если любовные романы и эротические фильмы изобилуют треском рвущихся кружев и шелка, то в жизни все обстоит несколько по-иному. И я совсем не хотел, чтобы она являлась потом передо мной исключительно в дешевых бумазейных панталонах, сшитых китайскими заключенными.
— Хорошо. Только еще немного потерпи.
Она отошла от меня и начала плавные грациозные движения. Двигалась она, как в замедленном фильме, словно зачарованная, не отрывая от меня своих больших серых глаз. Она медленно спустила с себя обтягивающие расклешенные джинсы, и так же медленно стала поднимать свитер, обнажая при этом свои маленькие крепкие груди с набухшими от возбуждения сосками. Затем она резким движением сорвала свитер с себя и отбросила его в сторону. Затем последовали джинсы, причем трусиков на ней уже не было. Бог знает, где и когда они пропали. Наконец она начала снимать носочки, но потеряла равновесие, и чуть не упала. Я подскочил, и в последний момент и успел поддержать ее. Я почувствовал, как она вздрогнула от моего прикосновения.
За то время я уже разделся, не забыв снять со здоровой ноги и последний оставшийся носок. Почему-то женщины очень расстраиваются при виде голого мужика в носках. Почему — неизвестно. Понять это невозможно, но об этом надо просто всегда помнить. А больше всего на свете женщина не любит находиться в глупом положении. И если она еще в шубе и сапогах, а на мне уже нет ничего, то мы оба выглядим, мягко говоря, несуразно. Я совсем забыл про свою больную ногу. Я подхватил ее и привлек к себе, крепко поцеловав в пухлые губы. Затем сел на край дивана, поставив ее перед собой. Она медленно села на меня, и я ощутил, как постепенно погружаюсь в нее. Она прижималась ко мне, а затем обвивала меня своими ногами. Валя была вся в поту, а я едва мог дышать. Я встал, и, не снимая ее с себя, развернулся к дивану лицом и положил ее спиной. Она легла, раскинув руки и ноги, и осталась так, не сводя с меня взгляда. Я нагнулся над ней, руки мои опустились на ее грудь, и мягко ее сжали, пока Валя не застонала от страсти, а глаза закрылись. Тело ее извивалось, она с нетерпением ждала, когда я вновь в нее войду. Как известно, мужчина любит глазами, а женщина — ушами. И этими ушами она желает слышать нежные слова, свидетельствующее о силе страсти. Но со словами у меня в такой момент обычно бывает напряженка.
— Ну, давай — сказала она, едва я коснулся ее тела. — Ну, войди же в меня… Войди в меня, я так хочу этого… Дай его мне… Дай мне его целиком.
— Сейчас… Только не сразу…
— Ну, давай же, чего же ты тянешь…
— Так тебе нравится? — спросил я, начав свои медленные движения, — Ты же хочешь именно этого… Я знаю, ты хочешь….
— У-у-у-у! — Тихонько постанывала она, ритмично качаясь мне в такт.
— Сейчас… Сейчас… — Время, казалось, замедлило свой бег и почти остановилось… Как уже было ранее замечено, женщины придают огромное значение словам. Я мог трудиться, как шахтер в угольном забое, стараясь доставить ей максимальное удовольствие, и не догадываться о том, что весь этот энтузиазм она относит исключительно на счет моего эгоизма. Простая фраза: «Я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной» может возыметь значительно больший эффект, нежели демонстрация высокой техники.