Компьютерра PDA N54 (04.09.2010-10.09.2010)
Шрифт:
Шмидт считает, что в скором времени интернет станет широко доступен не только для "элиты" человечества, но практически для всех. По его словам, вскоре Сетью будут пользоваться три-четыре миллиарда человек и произойдёт это благодаря смартфонам.
Генеральный директор Google сказал, что всплеск популярности мобильных устройств, появление "облачных" систем и проникновение интернета во все сферы жизни создаёт новые возможности для построения новых платформ и продуктов, при
Всё это, по мнению главы Google, должно происходить автоматически. "Представьте себе, - продолжил он, - я иду по улицам Берлина и мне бы хотелось, чтобы мой смартфон или компьютер постоянно производил поиск и выдавал бы сообщения об интересных местах и событиях (я люблю историю)". Это действие будет происходить автоматически, поскольку поисковик знает всё о пользователе, о его интересах и о том, где он примерно находится. Таким образом, пользователь будет получать информацию не только о конкретных вещах, но и о тех, которые он ещё не знает, но, возможно, хотел бы изучить.
Потом Шмидт рассказал о том, как быстро растёт мобильный интернет. По его словам, через 10 лет мобильный траффик сравняется с десктопным. Также генеральный директор Google упомянул об успехах своей компании: наконец-то крупнейший в мире видеосайт YouTube начал приносить прибыль. За 2009 год 50% просмотров видеороликов были монетизированы.
Он рассказал и о ПО для телевизоров Google TV. Оно выйдет осенью 2010 года и с помощью него можно будет просматривать как свободный, так и платный контент. Магазин приложений Android Market откроется для Google TV в начале 2011 года.
Шмидт косвенно упомянул Google Music, "облачный" музыкальный сервис, который, по слухам, готовит компания. "Подумайте о музыкальном плеере. Если он не подключён к интернету, то в нём есть только то, что вы в него закачали. Он не может получать музыку, которую слушает человек рядом, на нём нет самой новой музыки. Он должен быть подключён к Сети, как и другие устройства," - сказал Шмидт.
Кроме того, Шмидт в своей речи упомянул, что ОС Chrome будет доступна не только для нетбуков, но и планшетов и показал улучшенный голосовой поиск для мобильной платформы Android.
Василий Щепетнёв: Метаинфляция
Автор: Василий Щепетнев
Опубликовано 08 сентября 2010 года
Метаинфляция есть инфляция всего (включая то, о чем мы в настоящее время не имеем понятия), протекающая везде.
Это определение я услышал от знакомого экономиста любителя. Говорит, что дошел собственным умом. Верю. Пусть оно покамест миру неизвестно, но дайте срок, и его высекут на гранитной плите на Красной Площади, на лужайке у Белого Дома, где-нибудь в Давосе. Определение высекут, а не экономиста - надеюсь. Хотя, конечно, никто не знает своей судьбы.
Сам Ленин, давая в своих брошюрах определения то классам, то материи, то революционной ситуации, тоже не знал, что их, определения, станут заучивать студенты и технических, и естественных, и гуманитарных вузов, а также военных училищ и академий. Знал бы, постарался б сделать их изысканными с одной стороны и чеканными с другой. Но что вырвалось из-под пера, то и вырвалось. Ничего, помним - "верхи
Метаинфляция будет направлять течение двадцать первого века, как она направляла течение века двадцатого, во всяком случае, его последней трети. Инфляция в технике: сегодня одна лошадиная сила в автомобиле или тракторе выполняет заметно меньшую работу, нежели восемьдесят лет назад - и в пассажиро-километрах, и в центнерах с гектара. Инфляция звания: полковник милиции двадцать первого века принимает у новичка-обывателя экзамен (практику) на водительские права - дело сержанта двадцатого века. Или популяция вообще: за последние сто лет население выросло - или вздулось (лат. Inflatio - вздутие) более чем втрое, при этом…
Нет, не буду пока о населении. Айтишная направленность издания подразумевает, что авторы будут писать про Ай и про Ти. Так вот, инфляция в области информации впечатляет много больше, чем в любой иной области бытия.
Девятнадцатый и, отчасти, двадцатый век держали информационную инфляцию в узде. На одну мыслящую голову информации производилось в самый раз, порой даже чувствовался дефицит. Собственные научные исследования запечатывались грифом "совершенно секретно", любое неосторожное слово могло стоить невоздержанному на язык человеку свободы, а то и жизни - вспомним "дело о круцине", лекарстве против рака.
Добывать чужие секреты посылались особо подготовленные люди, тоже рисковавшие свободой и самой жизнью. Даже несекретные труды публиковались с задержкой, порой достаточной, чтобы утерять и новизну, и приоритет. Но если взять годовую подшивку журналов начала двадцатого века по той или иной дисциплине, то видно - ученым было что сказать, статьи писали "от души".
Сегодня значительная часть публикаций в научных журналах появляется только потому, что для защиты кандидатской или докторской диссертации положено иметь столько-то печатных работ. А что внутри? Да что угодно, хоть полная нелепица вроде пресловутого "Корчевателя", программно сгенерированного наукообразного текста. Впрочем, чаще статья - это капля смысла, раздутая до размеров хорошего пузыря. Судить могу только по доступным моему пониманию работам по дерматовенерологии. Не исключаю, что в экономике все иначе: что ни текст, то огурчик.
Да что научные труды... Газеты были тоненькими, в четыре, много в шесть полос, и прочитывались от первой строки до последней. Авторитет печатного слова до недавних пор был весьма велик, как и авторитет самих газет: попасть под критику "Правды" порой было хуже, чем попасть под лошадь.
Сегодня же хоть фотографии с места преступления помести на первой полосе - никому дела нет, вернее, дело закроют или объявят, что это и не преступление вовсе - дубиной поперек лица, - а исполнение служебных обязанностей.
А художественная литература... Найденным образом дорожили и старались без крайней нужды его не тиражировать. Написал Алексей Толстой "Гиперболоид инженера Гарина" - и все, точка. В наши дни непременно вслед были бы написаны "Возвращение Гарина", "Месть Гарина", "Тайна Роллинга", "Гарин против марсиан", "Гнев Шельги" и еще томов сорок-пятьдесят - и читателю хорошо, и автору выгодно, и писатели-призраки на молочишко получат.
А сколько возможностей таит "Аэлита"! Но нет, не надувал Толстой плотные, цельные вещи, это ему и в голову не приходило (перечитываю переписку Толстого: сколько мифов о последнем классике возникло по невежеству, недоразумению, зависти).