Шрифт:
Глава 18
— Нет, Сашок, даже не надейся — я не отстану, — сказал Пашка Могильный. — В этот раз у тебя не получится отвертеться. Ольга тебя приглашала ещё неделю назад. Лично. Было дело?
— Было, — сказал я.
— Вот и прекращай придумывать отговорки. Ты зубришь конспекты больше, чем вся наша группа вместе взятая. По-немецки шпаришь уже лучше Славки. А он учил язык в школе!
Могильный выдернул из моих рук учебник.
— Прекращай заниматься ерундой! — сказал он. — Нас со Славкой жизни учишь, прямо как мой дед.
— Я не люблю спиртное — ты же знаешь.
— Шампанское — это не водка.
— Мне без разницы.
— Не пей его, — сказал Паша. — Потягивай из бокала по капле, да и всё. Нам же лучше: больше достанется.
— Аверин порадуется, если не пойду, — сказал я. — Сможет нормально окучивать Светку. И не будет обиженно на меня зыркать, будто я нарочно ему мешаю.
Ухмыльнулся.
— Вот прибьёт меня Славка на дуэли — кто за вас практические работы по вышке будет решать? Или надеешься получить в наследство мои книги по математике?
— Окучивать… Слова-то какие используешь. Как иностранец.
Павел хмыкнул.
— Не тронет тебя Аверин, не трусь, — сказал он. — Он сторонник честной борьбы. А дуэль с тобой — это разве честно? Ты ведь даже в армии не служил. Да и не отъелся ты пока — хлипковат для поединка со Славкой.
— Чем больше шкаф, тем громче падает.
Вспомнил, как часто эту глупую фразу в прошлой жизни говорили мне — я был тогда не просто шкаф, а настоящий гостиный гарнитур.
— Шкаф.
Пашка покачал головой.
— Славка такой шкаф: упадёт на тебя и раздавит, — сказал он. — Он в школе боксом занимался, если ты забыл. Бокс, как ты помнишь — это не раздел математики.
Могильный постучал кулаком по книге.
— Это мы ещё посмотрим, кто и кого раздавит, — сказал я. — Буду на него давить морально — авторитетом. Или засыплю его умными математическими формулами. Высшая математика — это вам не бокс. От неё не гематомы на лице появляются — мозг вскипает! Знания — сила, чтоб ты знал.
Согнул руки, демонстрируя бицепсы (которые уже проглядывались после нескольких недель занятий на брусьях и турнике).
— Впечатлён, — произнёс Могильный.
Указал на мою правую руку — показал мне большой палец.
— Не нужно ни на что смотреть, Сашок, — продолжил он уже серьёзным тоном. — Слава тебя не тронет. Даже если ты его сильно разозлишь. Когда Светка узнает, что вы с Авериным пособачились — как думаешь, кого защищать будет? Уж точно не нашего героического и здоровенного старосту. Она ему такого не простит. Тогда Славке можно будет расстаться с надеждой ходить с Пимочкиной.
Пашка положил «Лекции по истории КПСС» на тумбочку, поправил стопку книг — придал ей видимую аккуратность. От него пахло одеколоном — час назад Могильный вернулся из парикмахерской. Его рыжие волосы были уложены — волосок к волоску. Туфли блестели. На сером костюме я не заметил ни морщинки. А Пашкин красный галстук выглядел броско, гордо и торжественно, как Знамя Победы над Рейхстагом.
— Окучивают картошку, — вспомнил Павел моё выражение. — А за девушками ухаживают.
— Вот вы со Славкой за ними и ухаживайте.
— Мы… уже.
— Меня в эти свои дела не вовлекайте. Я в институт поступил, чтобы учиться…
— Да, да, помню.
— Гулянки меня не привлекают.
— Нет, так не пойдёт, Сашок, — сказал Могильный. — Не в этот раз.
— Почему? — спросил я.
Смотрел на соседа по комнате снизу вверх: сидел, скрестив ноги, на кровати (в полюбившейся майке-алкоголичке) — Могильный нависал надо мной, точно туча над кроликом.
— Ты позабыл, что девчонок будет трое.
— Предлагаешь мне развлекать Надю Боброву, пока вы оку… ухаживаете за её подругами?
— Это был бы хороший вариант, — сказал Паша.
Вздохнул.
— Вот только Светка снова будет порхать над тобой, как та бабочка над цветком, — сказал он.
— Летать, как муха над говном, — поправил приятеля вернувшийся в комнату с полотенцем на плече гладко выбритый Слава Аверин.
— Вот и я так считаю: зачем мне туда идти? — сказал я.
— Да потому что она всё равно прибежит за тобой, — проворчал староста.
— Пимочкина?
— Ну а кто же ещё? — ответил мне Слава. — Сам ведь знаешь, что так и будет. Так чего ерепенишься? Собирайся, давай!.. цветок.
— Надо, Сашок, — заявил Павел. — Надо.
Я пожал плечами.
Сказал:
— Ну и что я ей подарю?
Похлопал себя по воображаемым карманам.
— Подарка-то у меня нет. И денег на него — тоже. Стипуху я ещё не получил.
Могильный махнул рукой.
— Все знают, что ты у нас не богач, — сказал Паша. — Так что успокойся: французских духов от тебя никто не ждёт. Ольга от тебя вообще ничего не ждёт — можешь мне поверить. Но и смотреть на то, как её подруга будет весь вечер бегать в третий корпус, носить тебе куски торта, она тоже не хочет. Намекнула мне на это вчера.
— Как будто ему тут жрать нечего, — проворчал Аверин.
Он неторопливо застёгивал пуговицы на новенькой отутюженной рубашке. Его туфли по яркости блеска не уступали обуви Могильного — стояли на газете у входа. А галстук Слава для сегодняшнего мероприятия выбрал тёмно-зелёного цвета. Не позабыл он и про золотистые запонки (раньше я их у него не видел). В парикмахерскую он с Пашкой не ходил, но долго причёсывался, стоя около зеркала.
— Лучшее, что ты можешь подарить Оле — это спеть песню, — заявил Могильный. — Нет, не хмурься. Ты же подбирал музыку под стихи Высоцкого?
— Халтура получилась, — сказал я.
— Мы слышали твою игру, — сказал Пашка. — Вполне нормально у тебя выходит. Ты и сам это знаешь. Вот и выступишь перед девчонками.
Я скривил недовольную мину.
Заметил, что и Слава недовольно поморщил нос.
— Это и будет твой подарок, — сказал Павел.
Смущённо пожал плечами.
— Нет, правда, Сашок — собирайся, а то некрасиво получится. Девчонки могут обидеться.
— Ладно.
Пашка похлопал меня по плечу (немного раздражала эта его привычка).