Кому нужна твоя правда?
Шрифт:
– Тонов? – с удивлением переспросила Кольберг, услышав фамилию новичка.
– Вот так вот просто, – отвечал Шурик, вновь повторив любимую присказку. – Я из простых, не из породистых…
– И это хорошо, – согласилась с ним Кольберг. – Лет пять назад у нас работали я и мой муж, а еще пишущий редактор Вирхольм и журналистка Эрикссон.
– А что такого?
– Да ничего, просто, когда на День Победы Кольберги, Эрикссон и Вирхольм выходили на демонстрацию, неся плакат «Слава нашим воинам!»
– А кто наш конкурент? – живо спросил Шурик.
– «Вестник событий», будь он неладен, – ответил вместо Кольберг Плашкин. – Кулик сказал выделить тебе отдельный рабочий кабинет.
– А у нас только… четвертый свободен, – тихо сказала Кольберг. Они с Плашкиным долго смотрели друг на друга. Потом Кольберг выдохнула.
– С другой стороны, не вечно же ему пустовать.
– А что там такого, в четвертом кабинете? – спросил Шурик, заметивший некоторое смущение в поведении своих новых коллег.
– Там раньше Вирхольм работал, – ответил ему Плашкин. – Слышал про такого? Ну раньше известное дело было.
– Неа, я вообще за городскими событиями особо не следил, – ответил Шурик.
– Его там, в четвертом кабинете какой-то сумасшедший из обреза застрелил. В период весеннего обострения. Вы не боитесь такой истории рабочего места?
– Соболезную, – сказал на всякий случай Шурик. – Что до боязни, так нет ее. Если там уже все отмыли и труп убрали, то все в порядке, готов приступать.
Кольберг печально вздохнула, мол, какая нынче циничная молодежь пошла, после чего протянула ключ от кабинета Шурику.
– Держи, обживайся пока. Ленточки там сняли, все отмыли на сто раз. Пока в помещении только телефон. Мебель и компьютер мы тебе чуть попозже поставим.
***
Александр Тонов, новый сотрудник редакции «Городской жизни» с интересом осмотрел новый кабинет. Тут не было совершенно ничего лишнего. Только глухое пластиковое окно. А! Еще – старинный красный телефон с дисковым набором на подоконнике. Его Кирилл заметил, когда тот внезапно встрепенулся и зазвенел.
– Вау, да я уже востребован! – обрадовался новичок, поднимая трубку.
– Але, бля! Это газета? – хозяйски нагло спросила трубка хриплым мужским голосом.
– Это газета! – радостно ответил Тонов, изготовившись выслушать какую-нибудь интересную житейскую историю. Или жалобу. Но вместо историй и жалоб, трубка гневно завизжала:
– Какого хрена вы не освещаете преступления Сталина, суки?! Это потому что у вас там Кольберги сидят и прочие масоны! Ты! Бегом к редактору, пусть ставит статью про…
– Пошел на хуй, – просто ответил Тонов. Трубка на миг поперхнулась. – Чтоооо?! Да я…!
– Головка
– Как? – ошеломленно крякнула трубка.
– Суешь трубку Сталина себе в зад, возжигаешь «Герцеговину флор», и херачишь, дымя, на хуй, пароходиком прямо по курсу!
В этот момент в кабинет вошел Плашкин.
– Прямо, никуда не сворачивая! – уже тише добавил по телефону Шурик, заметив начальство.
– Ого, уже кто-то беспокоит? – удивился редактор.
– Читатель звонит, – пояснил взволнованным шепотом Тонов, прикрыв динамик ладонью. – Спрашивает, как пройти на проспект Ленина. Говорю, что с остановки ТЭЦ идти прямо.
– Ты… как ты… ведь вы же газета, почему вы материтесь? – внезапно сбавила обороты трубка, перейдя на более спокойный тон с плаксивыми нотками. – Я на вас буду жаловаться начальству! Дайте мне редактора! Редактора!
Последнее слово неизвестный уже выкрикивал, вновь переходя на визг. Так, что его услышал даже Плашкин.
– Редактора? – прошипел, возмущенный настырностью читателя Шурик. Плашкин взял у него трубку, не дав ничего пояснить за жизнь звонившему, и радостно заворковал:
– Здравствуйте, я редактор газеты. Я слышал ваш разговор и могу сказать, что все так и есть – идите прямой дорогой на… Але? Алее! Трубку бросили. Ни спасибо, ни до свидания.
– Грубоватый какой-то мужичок, – согласился со вздохом Тонов.
Плашкин махнул рукой, мол, да и черт с ним. Он осмотрел помещение, словно впервые его видел. Спросил:
– Обжился? Привидений не видал? Хха. Хороший был мужик Вирхольм, жаль его. Так глупо помереть…
– Так он из-за простого сумасшедшего помер? – спросил Шурик, глядя в окно. – Я-то думал журналистов мафиози там разные стреляют, когда они их делишки на свет выставляют. Ну или власти по тому же поводу. А так помирать действительно скучно.
Плашкин тоже перевел взгляд в окно, скрестив руки на груди.
– К счастью, быть убитым из-за острых расследований в нашей редакции сейчас нереально. Вирхольм еще писал, а мы уже не пишем.
– Боитесь?
– Как бы тебе пояснить… – замялся Плашкин. – Вообще, жанр расследовательской журналистики является вершиной мастерства в нашей профессии. Он очень трудоемок, сопряжен с рисками, в первую очередь – риском судебных преследований. Что до безопасности расследователя – так Вирхольма убил сумасшедший, а не обозленные его расследованиями люди. И сам он под конец разочаровался в своих детективных работах.