Кому отдаст голос сеньор Кайо? Святые безгрешные (сборник)
Шрифт:
надо полагать, это Креспо
потому что нюх у него, если верить сеньорито Ивану, был лучше, чем у пойнтера, он чуял все издалека, и впрямь, минут через пятнадцать явился Креспо и сказал, не спешившись
собирайся, Пако, поедешь в усадьбу
а Пако спросил
как же этот дом?
а Креспо ответил
дон Педро приказал, днем приедет Лусио, ты здесь свое отжил
и, пока холодок, Пако с женой погрузили вещи на повозку и двинулись в усадьбу, и наверху, на тюфяках, набитых шерстью, сидели ребятки, а сзади Регула с Малышкой, и та все кричала, и голова
теперь наша Ньевес пойдет в школу, и бог ее знает, до чего она может доучиться, очень умна
а Регула отвечала
там посмотрим
а Пако говорил с высоты
ребятки подросли, помогут в доме
а Регула отвечала
там посмотрим
а Пако говорил, радуясь цокоту копыт и новой надежде
дом дадут побольше, спальня у нас будет, вспомним молодость
а Регула вздыхала, и баюкала Малышку, и отгоняла мух, а над повозкой, над черными дубами загорались звезды, и Регула глядела в небо и говорила, вздыхая
чтобы молодость вспомнить, надо Малышку угомонить
а когда приехали в усадьбу,
Креспо ждал у старого дома, который они покинули пять лет назад, от дверей по фасаду шла скамейка, и цвели герани, и клонилась ива, осеняя дом теплой тенью, и Пако печально все оглядел, и покачал головой, и опустился, и сказал смиренно
что поделаешь! божья воля
а неподалеку ходил-распоряжался дон Педро, и Пако сказал
доброго здоровья, дон Педро, вот мы и вернулись, как велено
а дон Педро сказал
здравствуй, Пако, как там в Ла-Райа?
и Пако сказал
да ничего
и, пока разгружали вещи, дон Педро ходил от повозки к дому, от дома к повозке и говорил
значит, Регула, ты будешь, как раньше, отпирать ворота, если услышишь, что едут, потому что сеньора и сеньорито не любят ждать
а Регула отвечала
воля ваша, дон Педро, на то мы и здесь
а он говорил
с утра выпустишь индюшек и приберешь под насестом, а то запах — прости господи! сеньора, сама знаешь, при всей своей доброте, любит порядок
а Регула отвечала
воля ваша, дон Педро, на то мы и здесь
и он распоряжался и распоряжался, а потом склонил голову набок, и втянул щеку, и постоял, и подумал, словно что-то забыл, и Регула покорно спросила
еще что-нибудь, дон Педро?
а он все кусал щеку, и молчал, и глядел на Ньевес, и уже казалось, что он уйдет не простившись, когда он обернулся к Регуле и пробормотал
понимаешь, Регула, это не мужчине говорить, но…
и опять замолчал, и Регула покорно спросила
а что такое, дон Педро?
и дон Педро ответил
понимаешь, твоя дочка… она могла бы помочь по дому моей жене, потому что, правду сказать, жена моя боится хозяйства
и печально усмехнулся
не спорится у нее, а дочка твоя подросла, вон какая стала
и пока дон Педро все это говорил, Пако сжимался, словно шарик, так бывало ночью, когда взревет Малышка, и глядел на жену, и она на него глядела, а потом он просморкался, и пожал плечами, и сказал
воля ваша, дон Педро, на то мы и здесь а дон Педро, прозванный Петушком, вылупил глаза и начал, и пошел, словно пытался заговорить самого себя
понимаешь, Пако, теперь не то, что прежде, всякий норовит стать белоручкой, барином, одни в Мадрид, другие за границу, куда угодно, только бы не сидеть дома, такая мода, видишь ли, думают, вот и все, решил вопросец, а что толку, мрут с голоду или с тоски, что еще может выйти, сам понимаешь, а девочке будет неплохо, ты мне поверь
а Регула и Пако кивали и переглядывались украдкой, а дон Педро не замечал, он очень волновался
значит, если вы согласны, завтра с утра мы ее ждем, а чтобы вы не скучали и с ней чего не случилось, все мы знаем, какая пошла молодежь, ночевать она может здесь
помахав руками, отволновавшись, дон Педро ушел, а Регула и Пако принялись молча расставлять, что у них было, а потом поели, а потом сели к огню, и тут пришел свинарь Факундо
как ты не боишься, Пако
сказал он
худо у них, в Верхнем доме, сам знаешь, донья Пурита орет-кричит, припадочная, одно слово, дон Педро еле терпит
но Регула и Пако молчали, и он прибавил
не веришь, Пепу спроси, она там служила но Регула и Пако молчали, и он повернулся и ушел, а наутро Ньевес пришла, когда надо, к хозяйке, и ходила каждый день, и привыкла, и дни побежали, а в мае Карлос Альберто, старшенький сын сеньорито, собрался причаститься в часовне, и все хлопотали двое суток, а сеньора маркиза привезла в машине епископа, и Регула, отперев ворота, замерла на месте, увидев лиловые одежды, и не знала, что делать, и закивала, и упала на колени, и перекрестилась, но сеньора маркиза сказала ей с недосягаемых высот
целуй перстень, Регула, целуй перстень
и Регула припала к перстню, и епископ улыбался, и отнимал руку, и растерянно шел мимо пламенных клумб к Главному дому, а свинари и батраки низко кланялись, и наутро служил в часовне, а после мессы народ собрался во дворе, и пил шоколад, и ел печенье, и все кричали
да здравствует сеньорито Карлос Альберто!
и еще
да здравствует сеньора!
а Ньевес там не было, она прислуживала в доме, и как хорошо, как ловко, возьмет тарелку левой рукой, поставит другую правой, и, поднося блюдо, склонится над плечом гостя, едва касаясь локтем его спины, и улыбнется так мило, что сеньора заметила ее и спросила дона Педро, откуда взялась такая прелесть, а он удивленно ответил
это дочка Пако, сторожа, ну, он у Ивана помощником, они недавно вернулись из Ла-Райа, эта у них младшая, вон какая стала
и сеньора спросила
значит, это дочка Регулы?
и дон Педро ответил
вот именно, Регулы, Пурита ее подшлифовала за эти дни, а девица смышленая
и сеньора глядела на Ньевес, следила за каждым движением и говорила дочке
Мириам, посмотри на эту девушку, как держится! как движется! подполировать чуть-чуть, и будет превосходная горничная