Конан Бессмертный
Шрифт:
Они прошли еще через одни ворота, сделанные в форме черепов, миновали коридор с массивными стенами и огромные залы, пока не очутились в тронном зале царствующего бога. Азвэри, покрытые дорожной пылью и кровью ран, остались снаружи, а троих пленников подвели к трону несколько солдат гвардии в позолоченных доспехах. Каждый из них был вооружен богато украшенной алебардой.
Трон, стоящий на пьедестале из черного мрамора, был высечен из цельного куска большого жадеита и сделан так, словно он состоял из цепей и нитей, на которые были нанизаны бесчисленные черепа.
Несмотря на всю серьезность своего положения, Конан не смог окончательно подавить ухмылки, потому что Римпоче Джалунг Тхонгпа оказался очень маленьким и очень жирным человечком с тонкими кривыми ножками, которые едва доставали до пьедестала. Его мощный живот охватывала широкая лента из золотой ткани, сверкавшей драгоценными камнями. Обнаженные руки, колыхавшиеся от жира, были перетянуты десятками золотых обручей, а золотые кольца с огромными камнями сверкали и переливались на жирных пальцах.
Лысая голова на этом бесформенном теле была невероятно безобразна — с отвисшими щеками, мокрыми губами и узкими желтыми зубами. Остроконечный шлем (или нечто вроде короны) из массивного золота, плотно усаженный светящимися рубинами, вероятно, должен был украшать эту голову, однако символ власти слишком очевидно давил на череп и причинял шлемоносцу дополнительные муки.
Когда Конан поближе рассмотрел царствующего бога, ему бросились в глаза некоторые особенности облика Джалунга Тхонгпа. Половина его лица казалась безвольной, и глаз на этой стороне был пустым и подернутым дымкой, в то время как второй глаз был ясным и в нем таился злобный и острый ум.
Здоровый глаз Римпоче уставился на Созару, будто даже не заметив обоих огромных воинов, сопровождавших ее. Возле трона стоял высокий худощавый человек в багряном одеянии мерувийского жреца. Волосы на его голове были выбриты, а холодные зеленые глаза с ледяным презрением взирали на эту сцену. К нему и обратился царствующий бог, заговорив с ним квакающим голосом. По обрывкам фраз мерувийского языка, которые Конан успел подхватить по дороге от азвэри, киммериец уловил, что рослый жрец был верховным чародеем короля, Великим Шаманом Танзонгом Тенгри.
Все из тех же отрывков беседы Конан сумел понять, что шаман увидел с помощью своей магии отряд, который сопровождал принцессу Созару к ее куйгарскому жениху, и сообщил об этом царствующему богу. Джалунг Тхонгпа воспылал вожделением к стройной туранской девушке и послал всадников-азвэри, чтобы они доставили ее в его гарем.
Большего Конану знать и не потребовалось. Семь дней плена сделали его угрюмым и злобным. Он стоптал ноги до ран, и его нервы были напряжены до предела.
Оба стража с каждой стороны почтительно повернулись к трону, опустив глаза и обратив все свое внимание на Римпоче, ведь царствующий бог в любой момент мог отдать им приказ. Конан схватил свою цепь руками. Она была слишком крепкой, чтобы можно было порвать ее простой грубой силой, он это уже пытался делать в первые дни своего плена — и
Он спокойно свел запястья, так что цепь свесилась с них петлей длиной в фут. Затем внезапно повернулся к левому из стражников и замахнулся цепями, целясь ему в голову. Цепь просвистела как кнут и ударила гвардейца в лицо так, что он отшатнулся с разбитым носом, залитый кровью.
При первом же резком движении Конана второй солдат быстро повернулся к нему и опустил острие своей алебарды. Но прежде чем он закончил этот маневр, Конан обрушил петлю на острие алебарды и вырвал ее из рук солдата.
Удар тяжелой цепи отбросил назад и второго солдата — с окровавленным ртом и выбитыми зубами. Ноги Конана были скованы чересчур плотно, чтобы он мог сделать нормальный шаг. Но это не помешало ему передвигаться, прыгая, как лягушка, обеими ногами одновременно. Два огромных нелепых прыжка — и он стоит возле трона, и его лапищи уже вцепились в жирное горло маленького, пускающего слюни царствующего бога на его троне из черепов. Здоровый глаз Римпоче, полный ужаса, начал вылезать из орбиты, лицо посинело, когда пальцы Конана сдавили его горло.
Стражи и придворные взволнованно забегали вокруг и начали заикаться, охваченные паникой, или же замерли, окаменев от ужаса перед этим чужеземным гигантом, который осмелился поднять руку на их бога.
— Одно лишнее движение, и я раздавлю эту жирную жабу, — предупредил Конан.
Из всех, кто находился в большом зале, только Великий Шаман не выказал ни паники, ни удивления, когда молодой великан так неожиданно взял ситуацию в свои руки. На безупречном гирканском он спросил:
— Твои требования, варвар?
— Освободите девушку и этого черного парня, дайте нам лошадей, и мы покинем вашу проклятую долину навсегда. Если вы нам откажете или попытаетесь нас обмануть, я размажу вашего малютку короля, как манную кашу.
Шаман кивнул. Его зеленые глаза на неподвижном, словно маска с шафраново-желтой кожей, лице были холодными как лед. Повелительным жестом он поднял свой резной посох из эбенового дерева.
— Освободите принцессу Созару и чернокожего пленника! — распорядился он спокойно. Слуги с бледными лицами и испуганными глазами поспешили выполнить его приказание. Юма заворчал и потер запястья. Принцесса рядом с ним дрожала. Конан, держа перед собой бесформенную тушу короля, приготовился спускаться по ступенькам.
— Конан! — взревел Юма. — Осторожно!
Киммериец резко повернулся, но было уже поздно. Еще в тот момент, когда он подходил к краю пьедестала, Великий Шаман уже начал действовать. Стремительно, как змея пустыни, просвистел по воздуху посох из эбенового дерева и легонько задел плечо Конана — там, где сквозь дыру в его рваной одежде виднелась обнаженная кожа. Конан хотел прыгнуть на своего противника, но не смог этого сделать. Он был оглушен, отравлен, словно ядом змеи; пелена застилала его глаза, голова внезапно стала чересчур тяжелой и свесилась на грудь. Он бессильно рухнул на пол. Полузадушенный царствующий бог освободился из железной хватки его пальцев.