Шрифт:
Через удушливый ельник, стеснивший мощеную дорогу до ширины третьесортной тропы, пробирались двое. Среди этих двоих огромным ростом, богатырским разворотом плеч, солдатской стрижкой а ля Тиберий и свирепостью лица, не смягченного подлыми благами цивилизации, выделялся тот, кто вышагивал позади.
Это был Конан, варвар из Киммерии.
– А правда, что датчане называют ясень «конем Одина»?
– Правда.
– А когда они хотят сказать «медведь», говорят «волк пчел»?
– Временами –
– А «море»? Они и впрямь говорят «дорога китов»?
– И еще «лебединая дорога».
Заморский король Конан недобро поглядел на нидерландского королевича Зигфрида.
– Не врешь?
– Вы хотите обидеть меня, король Конан. Я никогда не вру.
Последнее было желаемым, но отнюдь не действительным качеством натуры Зигфрида. Врал он часто, но по малости лет далеко не всегда искусно.
– А как будет «меч»?
– «Меч»? Ммм… «Жезл Одина».
– Жезл… Клянусь Митрой, это глупо.
Киммериец примолк.
Зигфрид расстроился. Если такой уважаемый, такой знаменитый человек как король Конан называет музыкальную речь датчан глупой – значит, так и есть. Вышло, что Киммериец назвал глупцами и Зигфрида, и его отца: оба датчан уважали.
– Обычно датчане говорят «меч», «море», «медведь». Это только в песнях у них все называется не по-людски, – попробовал оправдаться Зигфрид.
– Вдвойне глупо. Называть одно и то же по-разному! Предположим, я убил демона, спас дочь офирского визиря и захожу в харчевню. И там говорю: «Подать мне бочонок с промоканием горла! Да поживее!» А когда разносчик сообразит, что я прошу вина, говорю: «Иди прочь со своим жмыхом поноса!»
Конан расхохотался.
Уа-ха-ха. Пауза. Уа-ха-ха. Пауза. Уа-ха-ха.
Зигфрид неуверенно хихикнул. Обсуждение культурного своеобразия молодой датской нации его смущало.
– На Гнитайхеде лучше не шуметь, – предупредил он.
Киммериец сразу же посерьезнел и прикрутил громкость.
– Демоны? Эмпузы? Пикты? Понимаю.
Конан привычно сгорбился, собирая до кучи свою пышную мускулатуру, и опустил ладонь-лопату на рукоять кинжала.
– И виверны, – добавил Зигфрид.
Ни виверн, ни эмпуз на Гнитайхеде не водилось. О демонах Зигфрид представления имел более чем смутные, а о пиктах не слыхал вовсе.
Не принято было на этом острове реготать, озорничать, повышать голос без нужды – и все тут. Обычная дань уважения. Как в церкви.
– Виверны практически безопасны, – авторитетно заметил Конан.
Потом добавил:
– Но весьма страховидны.
«Не страшнее нас с вами», – подумал Зигфрид.
– Бывает и хуже, – обтекаемо заметил он вслух.
Конан сразу же оживился.
– Мне ли не знать!? Да будет тебе известно, в подземельях Пунта я выдержал схватку с самим Змеем Сах, порождением Хаоса!..
И до самого заката Киммериец уже не давал Зигфриду вставить ни словечка сверх легитимных «ого!», «да ну?», «вот это да».
Найти
К счастью, нидерландская знать наслышана о Конане Киммерийце. Поэтому, когда я, отчаявшись, все-таки решился явиться ко двору короля Зигмунда и смог доказать, что являюсь тем самым легендарным Конаном, мне поднесли хорошую выпивку, сносную закуску и навалились со всех сторон с расспросами.
Когда я изложил свою просьбу, она вызвала удивление, но, хвала Митре, не встретила отказа. Хорошо быть королем, пусть даже и бывшим.
До самого логова Фафнира меня вызвался сопровождать Зигфрид, младший сын короля Зигмунда. Чтобы не обидеть своих гостеприимцев я сразу согласился, хотя предпочел бы общество валькирии. Но валькирий при нидерландском дворе я не приметил. Еще один повод не доверять «наидостовернейшим историям» о заморских странах. Сулят алмазных джиннов верхом на золотых симургах, а приезжаешь – непочтение к Митре, демонопоклонство, чернокнижие и вялотекущие формы гонореи. Офир и Куш в уцененных декорациях.
Зигфрид – нелюдимый малый лет пятнадцати. Кажется, он меня боготворит. Все время смотрит в рот и ничему не перечит.
Впрочем, перечить нечему. Снисходя к его отроческому уровню умственного и душевного развития, я стараюсь не говорить ничего такого, что – будь я у себя дома – уронило бы меня в глазах приличных, цивилизованных людей. Маги и мудрецы Пунта, гвардейцы и куртизанки Аквилона… Надеюсь, они скучают по мне больше, чем я по ним.
Старший брат Зигфрида – редкая сволочь, сразу видно. Одно имя чего стоит: Атаульф! Кукарекульф.
Зигфрида немного жаль. Из всех папашиных земель ему достанется хрен с изюмом. У батавов с этим строго: чтобы не дробилось нажитое ратными трудами королевство, все земли купно с движимым и недвижимым имуществом наследует старший сын. Ни герцогства, ни захудалой марки Зигфриду не светит.
Он волен выбирать между куцым списком придворных должностей, карьерой епископа (так здесь называют верховных жрецов) и дальними странствиями. Судя по отрешенности взора, Зигфрид готовится к жречеству.
О Фафнире он знает не больше моего. Или не хочет рассказывать. Последнее маловероятно, поскольку отроки обычно простодушны и сразу же спешат выболтать все, что знают, дабы возвыситься в глазах старших. Особенно столь авторитетных, как я. С другой стороны, он не настолько самодоволен и напыщен, как аристократы Аквилона. Те еще в пеленки мочатся, а уже гоношатся, как петух после случки.
Постараюсь все-таки Зигфрида спровоцировать.
– У вас в стране об этом не принято говорить, но Фафнир время от времени требует человеческих жертвоприношений.