Конан из Киммерии
Шрифт:
— Слышал, Конан, что рассказывают о Натоке дикари? Просто волосы дыбом встают, клянусь милостью Митры! А ты что скажешь?
— Иное семя веками лежит в почве и не гниет, — произнес киммериец. — Однако три тысячи лет — срок слишком долгий для любого семени. И все же я не сомневаюсь, что Наток — человек.
— А я в этом вовсе не уверен, — буркнул Амальрик, — Ну да ладно, демон с ним. Я, собственно, по другому поводу к тебе. Мои поздравления, Конан, — ты построил это войско, как опытный полководец. Теперь банды Натока не захватят нас врасплох. Но что это за туман на горизонте?
— Сначала я думал, это просто облака, — ответил Конан, — Но ты погляди: они же ползут на нас!
Он был прав: то, что совсем недавно выглядело как невинные облака, оказалось густым туманом, и он накатывался на север, подобно огромной океанской волне, стремительно сокращая открытый пустынный ландшафт. Вот он захлестнул развалины стигийского храма и потек дальше. Воины при виде этой небывалой, неестественной картины застыли в изумлении.
— Посылать туда дозорных бесполезно, — сказал огорченный Амальрик, — там, небось, ни зги не видать. Скоро он и до нас доберется…
Конан, с растущим беспокойством наблюдавший за приближением тумана, вдруг лег и прижал ухо к земле. Через миг он вскочил на ноги и исторг проклятие.
— Это они! На конях и боевых колесницах! Их тысячи, земля дрожит от копыт. Эй, вы! — прогремел его голос по долине и сорвал с мест отдыхающих воинов. — Живо к оружию, волки! Строиться!
Едва воины успели привести в порядок свои доспехи и занять позиции, туман откатился прочь, открывая несшуюся под его прикрытием орду, как занавес открывает сцену. А еще через мгновенье он исчез, подобно тому как исчезает задутый огонек свечи, и снова на пустыню обрушились жгучие солнечные лучи. Но пустыня уже не была голой — перед ошеломленным хорайянским войском кипело море из бронзы и стали, наконечники копий сверкали, как мириады звезд. Когда исчез туман, наступающие остановились. Воины стояли длинными шеренгами, плечом к плечу, блестя доспехами на солнце.
Впереди застыл длинный ряд колесниц, запряженных огромными неистовыми конями из Стигии, с цветными плюмажами на головах. Кони фыркали и пятились, когда обнаженный возница подавался туловищем назад, сгибая крепкие ноги и напрягая рельефные мышцы рук. В колесницах стоили рослые воины со смуглыми суровыми лицами, в бронзовых шлемах с полумесяцами на шишаках. Это были не простые воины, а аристократы Юга, рожденные для войн и охоты, умеющие на всем скаку поражать стрелами прыгающих навстречу львов.
За ними стоял в ожиданий сигнала пестрый отряд полудиких всадников из Куша, самого северного из великих Черных королевств. Их тела лоснились, как эбеновое дерево. Гибкие и ловкие, как обезьяны, они носили только набедренные повязки из красивых перьев и держались на конях без седел, узды и стремян.
Орда позади них, казалось, затопила собой весь окоем: тысячи и тысячи воинственных сынов Шема в цилиндрических шлемах, а также диких кочевников пустыни в белых хламидах.
Все это войско снова пришло в движение, но уже беспорядочное: колесницы сбились в толпу, в рядах конницы возникли водовороты, пехота бессмысленно засуетилась. При виде столь огромного войска хорайянские рыцари поспешили сесть на коней и построиться, а их предводитель галопом помчался в лагерь основного войска. Подъехав к Конану, он не спешился, как подобало бы подчиненному, а резко заговорил с седла:
— Они не ожидали, что сойдет туман, и сейчас пребывают в замешательстве! Самый подходящий момент, чтобы атаковать. У кушитов нет луков, только круглый дурак мог выставить вперед этих голопузых мартышек. Натиском рыцарей они будут отброшены на шемитов и нарушат их строй. Я начинаю — ты добиваешь! Мы разгромим их одним ударом!
Конан отрицательно покачал головой:
— Я бы с тобой согласился, будь перед нами обычный враг. Но это замешательство в их рядах уж больно смахивает на военную хитрость. Такое впечатление, будто они хотят, чтобы мы ударили первыми. Нет, граф, я не буду рисковать.
— Не желаешь наступать?! — воскликнул аристократ, побагровев от гнева. — Презренный трус!
— Не пори горячку, — увещевал его киммериец. — Сейчас у нас выгодная позиция…
Выкрикнув грязное ругательство, граф Теспидский повернул коня и галопом умчался в долину, где его нетерпеливо дожидались рыцари.
Амальрик с упреком посмотрел на Конана:
— Зря ты его отпустил. Я бы на твоем месте… Гляди!
Граф остановился перед строем своих воинов. Его голос был едва слышен, но взмах руки в сторону неприятеля был достаточно красноречив. Пятьсот копий наклонились параллельно земле, и сверкающий латами, грохочущий копытами отряд помчался на врага.
От шатра Ясмелы прибежал запыхавшийся молоденький паж, пронзительно закричал:
— Конан, принцесса спрашивает, почему ты не выступаешь следом за графом Теспидским?
— Потому что я не такой самонадеянный дурак, как он, — хмуро ответил Конан, усаживаясь на валун, беря в руки большой говяжий окорок и принимаясь обгладывать мясо с кости.
— Раньше ты сам любил почем зря лезть на рожон, — заметил Амальрик, — Похоже, власть идет тебе на пользу. Я не раз замечал, что ответственность за своих людей остужает самые горячие мозги.
— Да, раньше я рисковал только собственной шкурой, а ее сохранность меня не очень-то заботит, — кивнул Конан. — Что это там, разрази меня Кром?!
Вражеское войско застыло. От края правого фланга отделилась колесница, помчалась вперед. Голый возница неистово хлестал коней. На колеснице стоял кто-то огромный, и черном шелковом одеянии, развевающемся на ветру. Он держал в руках большой золотой кувшин, из которого тонкой струйкой сыпался блестящий на солнце порошок. Колесница проехала перед всем фронтом войска пустыни, и за ней остался на песке тонкий сверкающий след.
— Это он, Наток! — вскричал Амальрик, — Что за адские семена сеет этот колдун?
Бросившиеся в атаку рыцари не умерили свой опрометчивый натиск. Осталось каких-то пятьдесят шагов до неровных шеренг кушитов, а те стояли неподвижно, даже не опустили копий навстречу врагу. И вот передний ряд рыцарей оказался над блистающей тонкой полосой. Как только ее коснулись подковы, раздались звуки, как будто сталь ударила о кремень — но с результатом куда более страшным. Пустыню сотрясло чудовищным взрывом, ее пересекла ослепительно-белая вспышка.