Конан "Классическая сага"
Шрифт:
Когда демон убивал других, его союзником был страх. Но Конан не боялся. Он знал, что каждое существо, облеченное в земную плоть, может быть поражено оружием — как бы страшно это существо не выглядело.
Удар когтистой лапы сорвал с него шлем. Чуть ниже — и голова слетела бы с плеч. Жестокая радость охватила варвара, когда его меч вонзился в подбрюшье чудовища. Конан увернулся от следующего удара и освободил меч. Когти пропахали его грудь, разрывая звенья кольчуги, словно нитки. Но следующая атака киммерийца была подобна прыжку голодного волка. Он оказался между лап чудовища и ещё раз с силой вонзил меч ему в брюхо. Он слышал, как длинные лапы разрывают кольчугу на спине, добираясь до тела, чувствовал, как холодный огонь окутывает его самого… Внезапно Конан вырвался из ослабевших лап и его меч совершил смертоносный взмах.
Демон зашатался и упал на бок. Голова его держалась на тонкой полоске шкуры. Искры, бегавшие по его телу, из голубых стали красными и покрыли все тело демона. Конан услышал запах горящего мяса, стряхнул с глаз кровь и пот, повернулся и побежал по лесу. По израненным рукам и ногам текла кровь. Потом он увидел где-то на севере зарево — возможно, горел дом. За спиной начался знакомый вой. Он побежал быстрее.
8. Конец Конайохары
Стычки на берегах Громовой Реки; жестокое сражение под стенами Велитриума; немало потрудились топор и факел и не одна хижина превратилась в пепел, прежде чем отступила размалеванная орда.
Затишье после этой бури было особенным: люди, собираясь, говорили вполголоса, а воины в окровавленных бинтах пили свое пиво по тавернам и вовсе молчком.
В одной из таких таверн сидел Конан-киммериец и прихлебывал из огромной кружки. К нему подошел худощавый следопыт с перевязанной головой и рукой в лубке. Он один остался в живых из гарнизона форта Тускелан.
— Ты ходил с солдатами на развалины форта?
Конан кивнул.
— А я не мог, — сказал следопыт. — Драки не было?
— Пикты отступили за Черную Реку. Что-то их напугало, но только дьявол, их папаша, знает, что это было.
— Говорят, там и хоронить нечего было?
Конан кивнул.
— Один пепел. Пикты свалили все трупы в кучу и сожгли, прежде чем уйти. И своих, и людей Валанна.
— Валанн погиб одним из последних в рукопашной, когда они перелезли через частокол. Они хотели взять его живым, но он не дался — вынудил, чтобы его убили. Нас десятерых взяли в плен — мы слишком ослабели от ран. Девятерых зарезали сразу. Но тут сдох Зогар Заг. Мне удалось улучить минуту и бежать.
— Зогар Заг умер?! — воскликнул Конан.
— Умер. Я сам видел, как он подыхал. Вот почему у стен Велитриума пикты уже не сражались с прежней яростью. Странно все это было. В бою он не пострадал. Танцевал среди убитых, размахивал топором, которым прорубил голову последнему из моих товарищей. Потом завыл и бросился на меня, но вдруг зашатался, выронил топор, скрючился и завопил так, как ни одна зверюга не кричит перед смертью. Он упал между мной и костром, на котором они собирались меня поджарить, из пасти у него пошла пена, он вытянулся и пикты завопили, что он сдох. Пока они причитали, я освободился от веревок и убежал в лес.
Я хорошо рассмотрел его при свете костра. Никакое оружие его не коснулось, а ведь были у него раны в паху, в брюхе, шея чуть не перерублена… Ты что-нибудь понимаешь?
Конан не отозвался, но следопыт, зная, что варвары в этих делах разбираются, продолжал:
— Он колдовством жил и колдовства же сдох. Вот этой-то странной смерти и напугались пикты. Ни один из тех, кто это видел, не пошел под стены Велитриума, все ушли за Черную Реку. На Громовой сражались те, кто ушел раньше. А их было слишком мало, чтобы взять город.
Я ушел по дороге за их главными силами и точно знаю, что больше из форта никто не тронулся. Тогда я пробрался между пиктами в город. Ты к тому времени уже привел своих колонистов, но их жены и дети вошли в ворота прямо перед носом у этих разрисованных дьяволов. Если бы молодой Бальт и старый Рубака не задержали их на какое-то время, конец был бы всем женам и детям в Конайохаре… Я проходил мимо того места, где Бальт и пёс приняли бой. Они лежали посреди кучи мёртвых пиктов — я насчитал семерых со следами топора или клыков, а на дороге валялись и другие, утыканные стрелами. О боги, что это за схватка была!
— Он был настоящим мужчиной, — сказал Конан. — Я пью за его тень и за тень пса, не знавшего страха.
Он сделал несколько глотков. Особым загадочным движением вылил остатки на пол и разбил кружку.
— Десять пиктов заплатят за его жизнь своей и ещё семь — за жизнь пса, что был храбрей многих воинов.
И следопыт, поглядев в суровые, горящие голубым огнём глаза, понял, что варвар выполнит свой обет.
— Форт не будут отстраивать?
— Нет. Конайохара потеряна для Аквилонии. Границу передвинули. Теперь она проходит по Громовой Реке.
Следопыт вздохнул и поглядел на свою ладонь, грубую, как дерево, от топорища и рукояти меча. Конан потянулся за жбаном вина. Следопыт глядел на него и сравнивал со всеми остальными — и теми, что сидели рядом, и теми, что пали над рекой, и с дикарями, что жили за этой рекой. Конан не видел этого изучающего взгляда.
— Варварство — это естественное состояние человечества, — сказал наконец следопыт, печально глядя на киммерийца. — А вот цивилизация неестественна. Она возникла случайно. И в конце концов победит варварство.
41. Лайон Спрэг де Камп, Лин Картер. «ГРОЗА НАД ЧОХИРОЙ»
(=Кровавая луна)
Конан и Арно, командиры Золотых Львов (приграничной стражи Аквилонии), ведут войска в пиктские пущи. От нападения больших змей войска рассеяны, а многие погибли. Конан вместе с полусотником Флавием пробираются к Поляне Совета, где проводится собрание пиктских вождей. Там они узнают о том, кто оказался предателем, пославшим войска на верную смерть. Конан решает отомстить — как аквилонскому предателю, так и устроившим резню в лесу пиктам.