Конан "Классическая сага"
Шрифт:
— Варвар! Святотатец! — по–змеиному прошептал колдун. — Ты посмел убить великое существо, в которое временами переселялась моя душа… Но ты жестоко поплатишься за это!
Не отвечая, Конан метнул в Сагайету нож, но тот со змеиной ловкостью увернулся, и лезвие вспороло стенку шатра. Шаман вскочил и вытянул к киммерийцу костлявые руки.
Но убийственное заклинание колдуну произнести не удалось: Конан молниеносным движением подхватил с пола топор и, широко размахнувшись, вонзил его в тощую шею жертвы. Раздался глухой хруст разваливающихся шейных позвонков. Голова Сагайеты скатилась с плеч, его туловище бессильно
Перед глазами Конана плавали алые кольца. С трудом он отыскал свой нож и полоснул им по запястью. Брызнула кровь; киммериец прижался к ране губами и, сплевывая, стал отсасывать отраву. Но от потерял слишком много времени, и всю левую половину его тела уже пронизывала жгучая боль. Успеет ли он?.. Сможет ли?.. Конан стащил с себя ремень и крепко перетянул руку у плеча.
В это время до слуха его долетели отдаленные звуки начавшейся битвы. Суля по всему, дикари, так и не дождавшись появления змей, снова пошли в атаку — либо рассчитывая, что помощь придёт попозже, либо надеясь на свое численное превосходство.
Конан вскочил на ноги. Забыв обо всем, он был готов бежать к полю боя, встать в строй вместе со своими солдатами… Но острая боль, словно молнией пронзившая тело, заставила его опомниться: он слишком хорошо знал, что любое физическое напряжение, разгонявшее отравленную кровь, обернется для него смертью. И он снова приник губами к разрезу на распухшей руке.
Наконец, его усилия увенчались успехом — через какое–то время киммериец почувствовал, что чудовищная боль понемногу начинает ослабевать. Опухоль больше не увеличивалась, и он даже мог согнуть посиневшую руку. Тогда Конан перевязал запястье клочком оторванной от рубашки ткани и, зажав в правой руке топор, а в левой, едва повиновавшейся ему, голову Сагайеты, вышел из шатра и направился в сторону протоки.
8.
Призрачный лунный свет озарял несметное множество пиктов, переправляющихся через речной рукав. На другом берегу их встречал железный строй аквилонской пехоты — стена щитов и острия длинных пик. Кавалерия на правом фланге пока что бездействовала.
Капитан Лаодамас услышал окликающий его хриплый голос.
— Великий Митра! — изумленно прошептал он, обернувшись и увидев забрызганную кровью фигуру киммерийца. — Что с тобой случилось, Конан?
— Это сейчас должно интересовать тебя меньше всего. Почему твои люди не вступают в бой? У тебя был приказ атаковать дикарей, когда они будут на середине протоки. Копыта Нергала, чего ты ещё ждешь?! Почти все пикты уже на нашем берегу!
— Но это не правилам, Конан! — запротестовал светловолосый капитан. — Согласно военному кодексу, бесчестно нападать на противника, когда он находится на переправе…
— Видит Кром, я терпел твою глупость слишком долго, но терпению моему пришёл конец! Однако поговорим мы с тобой об этом позже…
С этими словами киммериец выпустил из рук топор и голову Сагайеты, после чего, подойдя к Лаодамасу, неожиданно подхватил его под колено и, выдернув ноги из стремян, сбросил опешившего всадника с коня. Взлетев в освободившееся седло, Конан нагнулся, поднял с земли свой топор и насадил на него отрубленную голову.
— Я прикончил Сагаейту, колдуна пиктов! — проревел он зычным голосом. — Теперь нам нечего бояться змей! Вперед, парни! За мной! Рубите и колите!
Повинуясь жесту киммерийца, горнист протрубил атаку, и застоявшиеся кони рванула в галоп. Подняв свой топор, увенчанный головой пиктского шамана, Конан мчался впереди атакующей колонны, продолжая выкрикивать: "Сагайета мертв! Сагаейта мертв!" Кавалерия аквилонцев бронированным кулаком врезалась в толпу дикарей и смяла их. Началась кровавая резня.
Полуголые пикты не могли противостоять закованным в доспехи всадникам. К тому же избивавшие дикарей аквилонцы повторяли вслед за Конаном: "Сагайета мертв! Сагаейта мертв!" Не понимая языка, но разобрав знакомое имя, дикари заволновались, и тут те из них, кто оказался рядом с вражеским вождем, заметили венчавшую его топор окровавленную голову шамана. В рядах пиктов произошло замешательство, а затем их войско превратилось в беспорядочную толпу; вскоре они, потеряв разум, бросились бежать, не слушая отчаянных призывов предводителей. Аквилонская пехота ударила вслед за кавалерией, и мечи, копья и стрелы боссонцев и гандерландцев довершили начатую бойню. В тот вечер Нергалу досталось множество жертв, а круглый диск луны, отражавшийся в протоке, сделался алым от крови пиктов, окрасившей её воды. Мало кому из дикарей удалось спастись, добежав до черневшего вдали леса.
У опушки Конан остановил всадников и велел горнисту играть отбой: в темной лесной чащобе кавалерии делать было нечего. Он отыскал глазами командира пехотинцев.
— Глико! Теперь дело за тобой — перебейте всех, кого сможете догнать!
Старый капитан молча кивнул и, повелительно мазнув рукой своим солдатам, исчез в темной чаще. Конан соскочил с сёдла, но тут стволы деревьев закружились перед ним в причудливом хороводе; чудовищная усталость, раны и змеиный яд сделали свое дело. Даже для такого могучего человека, как гигант–киммериец, эти испытания оказались чрезмерными: свет в его глазах померк, и он, как подкошенный, рухнул на землю.
* * *
Глико и Флавий сидели рядом с постелью Конана, наблюдая, как лежавший на спине киммериец с явным неудовольствием протягивает левую руку легионому лекарю. Когда тот размотал бинты, они увидели, что предплечье чудовищно распухло и почернело, словно опаленное огнём.
— Никогда бы не поверил, если б не видел собственными глазами, что ты ухитрился держать в этой руке топор, — с удивлением произнес Глико.
— Кром! А что мне ещё оставалось? В другой руке я держал поводья, — мрачно ухмыльнулся киммериец и спросил лекаря: — Ну что, мясник? Долго ли мне валяться тут бревном? Вылечишь руку или отрежешь напрочь?
— Вылечу. Но думаю, что ты сможешь подняться с постели лишь через несколько дней, мой господин, — ответствовал целитель. — А если ты не последуешь моим советам, то свалишься от лихорадки. Это я тебе точно обещаю!
Конан сердито сплюнул на пол и вполголоса пробормотал замысловатое ругательство. Потом со вздохом повернулся к Глико и Флавию.
— Расскажите–ка, чем кончилось дело?
— Мы долго преследовали в лесу дикарей, — ответил седовласый капитан. — Кое–кто пытался защищаться, и я потерял немало солдат, стрелков и копьеносцев, зато немногие из пиктов ушли живыми. Мы перебили их, мой господин!