Конан не знающий страха
Шрифт:
— Откуда тебе было известно, что ты победишь?
Конан, подумав секунду, ответил:
— Конечно, боссониты — исконные враги киммерийцев. Но в общем-то, они по большей части честные люди. Но эти двое — настоящее отребье. Паршивые овцы, изгнанные из стада. А такие не бывают хорошими воинами. — А то, что себя Конан относит к лучшим представителям своего племени, этого Конан вслух не сказал. Это и так подразумевалось.
— Кроме того, — продолжил Конан, — боссониты сильны в защите. Тут им мало равных, а вот атака — их слабое место. А мы, киммерийцы, одинаково хорошо владеем и тем и другим. И вообще… нам нет равных!
Уж чего—чего, а уверенности в себе Конану
— Этих денежек нам не надолго хватит, — сказала девушка, подбросив на ладони увесистый кошелек. В лунном свете можно было разглядеть кордаванскую кожу, окрашенную в алый цвет, и золотые нити шитья. — На золото этой парочки мы безбедно проживем несколько месяцев, а если поиски Тахарки затянутся, то и год протянем. Если покупать только еду, а спать под открытом небом, надолго может хватить.
— Да уж ничего себе… — рассеянно пробормотал Конан. Перспектива столь долгих поисков не улыбалась ему. — А то, что у них много денег, неудивительно. Сколько жизней они угробили на больших дорогах. Да и вся эта затея с рабами, видно, очень доходна.
— Похоже на то, — откликнулась Калья и замолчала. Не было у нее охоты спорить с киммерийцем. И вообще, что-то неуловимо изменилось в их отношениях. Раньше, когда Конан и Калья пребывали в состоянии враждебного нейтралитета, все было ясно, и девушка чувствовала себя как-то уверенней. Клялась же она перед алтарем Митры, что никогда не полюбит ни одного мужчину! Аксандриас, вот кто во всем виноват. При мысли о нем в девушке вспыхнула дикая, нечеловеческая ярость, точно такая, которая бушевала в ней, когда аквилонец выжег ей каленым железом глаз.
Глава 5
Жрец стоял возле жаровни и бросал на тлеющие багровые угли пригоршни трав. Сама жаровня представляла собой металлический треножник в форме змей, чьи головы упирались в пол, а хвосты поддерживали череп, в котором, собственно, и тлели угли. И змеи, и череп были изготовлены из деталей усыпальниц валузианских королей. Дерево на растопку тоже пошло не простое. Когда-то из него была сделана виселица. Дым от тлеющих углей и трав тоже вел себя необычно. Он не стремился вверх, как это бывает всегда, а, повторяя спиралевидное движение змей треножника, стекал вниз.
Жрец творил заклинания. Вот уже много часов подряд, нараспев, ни на минуту не умолкая, он творил их. Высокое искусство магии требовало от жреца огромной выносливости, такой, которой обладают лишь величайшие из воинов. Каждое слово он произносил предельно внятно, сколько бы оно ни повторялось.
Уже было далеко за полночь, когда над жаровней возник светящийся шар. Шар покачивался, пульсировал. Текли минуты. Он то становился ярче, то почти угасал. И вот когда свечение сделалось ровным, внутри шара появилось чье-то лицо. Это было несомненно лицо человека. Однако для человеческого лица оно было слишком совершенным, чтобы принадлежать человеку. Только по высокой прихоти художника могло возникнуть подобное лицо, вознамерься он сначала собрать воедино все самые совершенные черты самых совершенных людей, а потом вдохнуть в них жизнь. И все же прекрасным это лицо не было, потому что не было в нем ничего, озаренного человеческим чувством.
— Много лет прошло с тех пор, как мы разговаривали в последний раз, — сказал человек в светящемся шаре, и древние звуки старостигийского языка наполнили комнату.
— Этот древний храм долгие столетия стоял вдали от тех мест, где вершилась история человечества. Все это время совершал я обряды, оттачивал свое колдовское мастерство, постигал сверхъестественное. И наконец-то нечто значительное затевается в наших краях, — произнес жрец.
— О да! Нам известно, что туда, где прежде была Харутония, а ныне стоит город Кротон, начинают стягиваться некие неясные силы. И эти силы должны соединиться. И вот тогда, возможно, здесь произойдет нечто, представляющее интерес для нас. Так о чем ты хотел нам поведать?
— То, что происходило в этих краях до сих пор, может показаться на первый взгляд малозначительным и обыденным. Однако мои исследования говорят о том, что эти события — предвестники великих перемен. А на днях явился в храм человек, пожелавший узнать некоторые заклинания и купить снадобья. Он был всего лишь грязным бандитом, притворявшимся, будто интересуется Великим Искусством Магии. Я бы и говорить с ним не стал, однако накануне было мне видение о том, что его приход имеет тайный смысл. Я притворился, что верю этому проходимцу, и дал ему все, о чем он просил. И вот я узнал, что мои снадобья были использованы им и его сообщниками для возрождения гладиаторских боев. А вчера вечером случилось и еще кое-то. В городе появились чужеземцы: желторотый юнец, варвар с севера, однако при взгляде на него вспоминаются короли Атлантиды. Он пришел с молодой женщиной. Жажда мщения превратила ее в сурового воина. Их пригнала в Кротон ненависть. Едва они появились, как тут же расправились с двумя негодяями, сотоварищами приходившего ко мне бандита. Что из этого всего получится — трудно сказать.
— Да, картина пока еще не ясна, — произнес человек в светящемся шаре. — Обо всем, что происходит здесь, сообщайте мне ежедневно. Мы будем пристально следить за этим сектором до тех пор, пока не разберемся во всем досконально. Готовьтесь к возвращению богов.
— Я буду ждать их появления, мой повелитель, — певуче произнес жрец, опустился на колени и, склонясь, коснулся лбом каменных плит пола.
Еще не успев толком проснуться, Конан схватился за рукоять меча. Было довольно темно. Лунный свет едва проникал через прорези ставен. Что же разбудило его? Конан рывком вскочил с постели. Ему вдруг почудилось в окне чье-то лицо, правда, лицо много меньше человеческого. Юноша распахнул ставни.
За окном не было ничего, кроме посеребренных лунным светом крыш. Он потряс головой и протер глаза кулаками. Может, это сова заглянула в окно, а ему померещилось лицо человека? Возвращаясь в постель, он взглянул на спящую Калью. Она, как обычно, спала сидя, прислонясь спиной к стене и уткнувшись лицом в колени. Единственную в комнате кровать занимал Конан. На полу возле девушки лежало что-то блестящее. Конан склонился и улыбнулся: даже несгибаемая Калья дала слабинку и сняла на ночь свои доспехи. Девушка слегка пошевелилась, но не проснулась — Конан двигался бесшумно, словно тень. А ведь сон Кальи был чутким, как у кошки.
Конан опять улегся, но заснуть не смог. Он лежал и перебирал в памяти вчерашний день, который они с Кальей провели, слоняясь у <Райского приюта>. Тахарка так и не появился. Правда, уйти бандиты не уйдут. Куда им деваться, разве бросят они почти налаженное выгодное дело? Поэтому киммериец и девушка решили дожидаться их в городе. Им хотелось добраться до бандитов прежде, чем тех повесят власти. Радость мщения они не собирались уступать никому.
Заснуть не удалось. Конан встал, бесшумно открыл дверь, петли были хорошо смазаны, и вышел в коридор. Он спустился с третьего этажа в общий зал. Ночная коптилка слабо освещала его.