Конан у Ворот Зла
Шрифт:
Однако предложить часть этого золота пиктам значило, среди прочего, навести их на мысль, что золота в пещере куры не клюют. Кроме того, дикари наверняка уже знают о сокровищнице от хаканов. А когда те видят золото, то ни богу, ни человеку, ни магу лучше не становиться между пиктами и вожделенным сокровищем.
В таком случае ее отцу придется убегать отсюда нищим, если ему вообще удастся уйти. Без золота, без магаи. У него не останется ничего. Только она, Скира. Если ее брак с пиктским вождем не станет ценой бегства. Впрочем, должен существовать какой-то выход, который не потребует ни того, чтобы ее отец стал нищим, ни того, чтобы Конан и его люди были перебиты.
Если бы она могла спасти Конана (Скира поежилась при воспоминании о его сладостных объятиях) и предоставить бамула их участи…
Нет, Конан никогда с подобным не согласится. Он, скорее, умрет, проклиная ее. Его честь требует, чтобы он спас тех, кто последовал за ним через Переместитель в земли, которые, наверное, казались этим черным людям столь же странными и чужими, как, должно быть, Черные Королевства показались бы ей. Нет, киммериец умрет вместе со своими людьми.
Если бы она могла спасти отряд Конаиа, не погубив своего отца…
Скира отступила назад и вытащила из кошеля кристалл Траза. Когда она сделала это, глаза ее отца были бессмысленно уставлены на пол. Складывалось такое впечатление, что отец разговаривает с кем-то, кто прячется под полом, за толстым слоем камней. Колдун неожиданно поднял взгляд.
Внезапно он вскочил и издал такой рев, что Скира чуть не выронила кристалл. Она отступила еще на два шага, ибо у отца был такой вид, будто он вот-вот вырвет камень у нее из рук.
— Нет, отец! Это подарок от Конана! Он захватил его в боссонском караване, а затем подарил мне.
— Но… Ты хоть понимаешь, что это такое?
— Разве я не твоя дочь?
— Нет, пока ты будешь отвечать вопросом на вопрос, Скира. Я понимаю твою хитрость, но сейчас не время.
Здесь, подумала Скира, отец очень и очень ошибается. Сейчас самое время для хитростей.
Ей надо быть настолько хитрой, насколько она способна, иначе Конану конец.
— Подожди, отец, я знаю, что это такое. Я… Я… это уже попробовала… немного. Не великие, но достаточно малые духи, они смогли сказать мне, что эта штука для женщин и только для женщин.
Лизениус нахмурился. Скира надеялась, что в настоящий момент он не пытается вспомнить заклятие, которое и она могла бы сейчас произносить. Если он заберется в ее мозг, она волей-неволей предаст Конана. И тогда катастрофа будет неминуема.
— Это правда?
— Да.
— Хорошо. — Широкие плечи Лизениуса на мгновение опустились под тяжестью лет и воспоминаний.
Скира понимала, сколь много в этих воспоминаниях было ложным, ошибочным, неправильно понятым. Она хотела бы утешить отца, как часто делала, будучи еще ребенком. Тогда это его успокаивало. Успокоит ли теперь?
Возможно, что после этого она будет чувствовать себя еще худшим предателем, чем сейчас. В самом деле, почему она так уверена в том, что отец собирался продать ее пиктам ради исполнения своих планов. Однако сейчас она стоит перед ним, а он не решается назвать ее лгуньей. Все-таки в нем осталось больше человечности, чем она предполагала.
Возможно, ей с помощью Конана удастся найти путь отсюда, из этого края. Наверняка киммериец знает дорогу куда-нибудь, где они с отцом могли бы жить спокойно на те средства, которые можно взять из сокровищницы, и на то, что она сможет заработать с помощью своего умения целительницы и знахарки. Скира страстно надеялась на железную честность северянина.
И снова ей пришлось побороть желание обнять отца. Он, казалось, вот-вот расплачется. Девушка знала, что если это произойдет, то она расплачется вместе с ним. А со слезами выйдет наружу и истина, и тогда наступит то, чего она так боялась.
— Отец, у меня есть план.
— Не подвергай себя опасности. Это не твое дело.
— Мы не должны бояться опасности, если хотим избегнуть смерти. Нам известно, что у Конана нет «голоса-призрака». И, значит, мы не можем прослушивать его на расстоянии. Но мы вполне можем слушать мой «голос-призрак», если я переброшу его Конану через кристалл Траза.
— Это очень могущественная магия.
— Тогда ты должен научить меня пользоваться ею. Я переговорю с Конаном и попробую направить его к Пещере Воина. Тем временем мы сможем последовать за ним с сильным отрядом пиктов. Достаточно сильным, чтобы схватить бамула, когда они доберутся до пещеры. Одного Конана будет достаточно. В нем довольно духа, чтобы оживить статую. Если мы решимся пожертвовать целым отрядом…
— Так это и есть мой план! — воскликнул Лизениус. Он умхыльнулся, глядя на дочь. — Ты и в самом деле моя дочь, не только по плоти, но и по духу.
Скире хотелось закричать, что это не так. Но она сдержалась и упрямо продолжала гнуть свое:
— Мы могли бы воспользоваться Переместителем, чтобы опередить отряд Конана.
Лизениус покачал головой:
— Пещера Воина находится на территории клана Змеи. Нам не протянуть там и дня, если только рядом с нами не будет дружественных нам Сов, готовых защитить нас. Стало быть, воинов клана Совы тоже надо перебрасывать через Переместитель. А я очень сомневаюсь, что пикты согласятся проходить через него. Все, что они видели от меня, их уже напугало до смерти. От Переместителя они вообще спятят. Нет, рисковать не стоит.
Лизениус выпрямился. На мгновение он показался своей дочери почти столь же величественным, как Конан. Он наклонился и поцеловал ее в лоб, легко взяв руками за плечи. Она стояла неподвижно, но сердце ее сжалось.
— Пусть будет так. Делай, как сказала. Ты поведешь Конана. Я доберусь до вождей клана Совы и соберу воинов. Просить ли их нести с собой носилки?
— Да, если ты не считаешь, что мы способны сравняться по скорости с походным шагом пиктских воинов, — сказала Скира с сухой усмешкой. — Несомненно, если я смогу ходить наравне с воинами, я буду более достойной невестой их вождя. Но боюсь, что при всем желании нам не удастся походить на пиктов.