Концерт Чайковского в предгорьях Пиренеев. Полет шмеля
Шрифт:
И не останусь же я тут, в Испании. Мне-то уж тут вовсе нечего делать. Что из того, что технически это легко осуществимо? Все равно это невозможно. Потому что все мы живем в царстве необходимости и наша свобода выбора — это чистая иллюзия.
Когда человеку говорят, что он — хозяин своей судьбы, и у него огромный выбор в жизни — это типичный самообман. Ничего мы в жизни не выбираем. Вернее, выбираем, но только в рамках отпущенной нам, заданной изначально, необходимости.
Вот например. Говорят молодому человеку:
«Ты
Ничего подобного.
Женщин действительно много в мире, но выбирать ты будешь только из малого, крайне ограниченного количества своих знакомых и сослуживиц. Ну, в крайнем случае — из знакомых твоих знакомых. Но это уже роскошь… При миллионах женщин вокруг, ты все равно принужден будешь выбирать между Маней из института, и Дуней с соседней лестницы… Ну, уж если ты очень активный человек, можно будет прибавить еще Тоню — одноклассницу. Вот и весь выбор.
И ты именно так и живешь. Понимая это, или не понимая этого. Неважно. Лучше — не понимая. Тогда меньше сомнений.
А потом ты неожиданно где-то на краю света встречаешь именно ту, которая должна быть твоей. Это твоя половина. И ты это осознаешь, потому что уже хлебнул как говорится, не своего, и способен осознавать… И что же? Ты ровным счетом ничего не можешь предпринять. Так и уедешь потом с незаживающей раной. С сознанием того, что судьба послала тебе то, чего ты так долго ждал, но ты не смог сохранить этого…
Вот и говорят после этого, что твое собственное счастье — в твоих собственных руках.
Мы с Эстеллой пошли к небольшому зданию, где располагался ближайший прокат автомобилей. Через несколько минут мы уже выехали оттуда на не очень новом «саабе», который нельзя было назвать украшением дороги…
Я не умею водить машину. Не знаю, почему. Вернее, догадываюсь. У меня панический страх перед дорожным движением. Одно время я собирался купить себе машину и получить права, и даже попросил приятеля поучить меня вождению.
Он поучил меня два или три раза, а потом сказал:
— Андрей, тебе сначала нужно вылечиться от страха. От боязни дороги. Наверное, лучше всего тебе пойти к гипнотизеру, чтобы он под гипнозом снял у тебя страх столкновения.
К гипнотизеру я не пошел. Не захотел. Не люблю, когда кто-то лезет ко мне в мозг. Однажды в детстве я стал неожиданно заикаться, и меня повели к гипнотизеру. Он действительно излечил меня от заикания, но у меня осталось неприятное чувство что этот гипнотизер побывал в моем мозгу, походил там своими ногами… Так что не выучился я водить машину.
Эстелла выслушала мою горестную исповедь о взаимоотношениях с автомобилями, но смеяться надо мной не стала. Она спокойно села за руль, и мы поехали. Машину мы взяли на один день, и мой бумажник отощал на две с половиной тысячи песет… Примерно
Мы выехали из городка и помчались по дороге, постепенно переходящей в горную…
— Здесь начинаются предгорья Пиринеев, — объяснила мне Эстелла, не отрывая взгляда от шоссе. — Мы проедем великолепное горное озеро. Это недалеко, мы можем там остановиться. Там очень живописно.
— Зачем? — спросил я. — Как раз озера — это то, чего в России в избытке.
— Там очень, очень красиво, — сказала Эстелла, и вдруг оторвав руку от руля, положила мне ее на колено. Она улыбнулась одними глазами — чуть-чуть.
— Разве мы не найдем чем заняться возле озера? Там уединенное место…
— Оно далеко? — заинтересовался я.
— Около Баньоласа. Скоро приедем.
Озеро действительно оказалось очень красивым. Вдали виднелись Пиренейские горы. Мы выехали на площадку перед озером с той стороны, где никого не было. Слева раскинулся маленький городок Баньолас с черепичными красными крышами и белыми стенами домиков…
— Интересно, эти сиденья опускаются? — нетерпеливо спросила Эстелла, дергая за ручку. Сиденье опустилось со скрипом, и она облегченно вздохнула.
— Терпеть не могу заниматься любовью сидя.
Она расстегнула верхние пуговки своего светло-зеленого платья и я увидел, что она не надела лифчика… Ее упругие смуглые груди с большими темно-красными сосками торчали наружу из раскрывшегося платья…
Было заметно, что Эстелла уже возбуждена. Ее соски напряглись и затвердели. Я почувствовал это едва только коснулся их рукой. Эстелла тихо застонала, и выгнулась, как будто сделала «мостик».
— Скорее, — прошептала она. — Скорее возьми меня. Я едва дотерпела досюда. Не тяни…
Я не стал раздеваться, а просто перелез со своего сиденья к ней и лег сверху.
— Нет, — прошептала она вдруг, испуганно вздрогнув. — Разденься, пожалуйста. Не надо так.
— Но ты ведь тоже не раздевалась, — сказал я, расстегивая рубашку.
— Это другое дело, — ответила она тихо, одними губами. — Прошу тебя, не мучай меня, разденься…
Машина ходила ходуном от наших бурных объятий. Я опустил руку вниз, женщина мгновенно раскинула ноги пошире. И тут я обнаружил, что на ней нет трусиков. Вообще…
— Скорее, — повторила Эстелла, тяжело дыша, и закатывая глаза. Она двигалась так, словно сама хотела ускорить нашу близость…
Она была горячая, тело ее трепетало и извивалось под моими руками. Вокруг стояла тишина, прерываемая только стонами прекрасной женщины и моим дыханием. Пиренейские горы с их огромными вершинами смутно и величественно высились вдалеке.
«Интересно, у них есть снежные „шапки“ или нет? — подумал я вдруг, неожиданно для самого себя. Но горы были в тумане, вернее даже в дымке и я ничего не мог рассмотреть. — Надо будет потом спросить у Эстеллы», — решил я.