Концерт для черного колдуна

Усачева Елена Александровна

Но это еще цветочки — ягодки начинались весной, когда неутомимый Валерка выходил играть на балкон. Этого Гошка уже не выдерживал и сбегал на улицу.

Мама любила ставить занудного Гребешкова в пример:

— Какой хороший мальчик, — говорила она, умильно улыбаясь. — Не то что мой балбес! — И выразительно смотрела на сына.

То есть на Гошку.

А Гошке что? Ему все равно, что там про него говорят и как сильно любят Валерку. Главное, чтобы его самого чужие мнения не сильно задевали.

Приятный

весенний вечер как обычно начался с концерта.

«Ну, Гребешков!» — привычно выругался Гошка и остановился.

В открытые окна врывался уверенный сильный мотив. Это было странно. Еще сегодня утром Валерка выдавал жуткий скрип, который его родные почему-то называли музыкой. Что поделаешь, не получался из Гребня Паганини. А тут вдруг такое…

«Гости пришли, — догадался Гошка, выходя на балкон. — Кто-нибудь из взрослых играет».

Раньше, когда «музыка» особенно доставала, Снежки и свешивался со своего балкона и ругался с соседом. Потом он нашел путь по пожарной лестнице. И даже пару раз отбирал у неповоротливого Гребня его инструмент. Дуэль на смычках — что может быть забавнее!

Снежкин свесился с балкона, но разглядеть ничего не смог — Валеркина мама развесила на балконе белье.

Музыка смолкла, послышался шелест переворачиваемых страниц, смычок пискнул о струну. И скрипка зазвучала снова.

Для гостей в комнате слишком тихо, хоть кто-нибудь должен был похвалить музыканта.

Но внизу молчали.

— Эй, Гребень… Это ты? — несмело позвал Гошка, перегибаясь еще сильнее, норовя совсем вывалиться на улицу со своего седьмого этажа.

Снизу ему не ответили.

Взяв витиеватый пассаж, скрипка запела с новой силой.

— Валерка! — последний раз позвал Снежкин. Но шестой этаж упорно не отзывался, и Гошка пошел к лестнице.

Балконная дверь Гребешковых была открыта, В центре комнаты у стола стоял Гребень. Перед ним возвышался пюпитр с нотами. Закрыв глаза и ничего не слыша, Валерка водил смычком по струнам, покачиваясь в такт мелодии.

Было в этом что-то неправильное. Валерка никогда так самозабвенно музыке не отдавался. Пиликать — пиликал… Но чтобы вот так, закатив глаза… Такого Гошка вспомнить не мог.

Да и выглядел Гребешков неважно. Бледный, осунувшийся, как будто прозрачный. Играя, он тянулся вверх, к потолку, куда улетала его музыка.

За его спиной в кресле сидел человек. Старческое морщинистое лицо было похоже на кору дуба. Такое же темное. На этом лице выделялись глубоко запавшие светлые глаза.

Человек был одет в длинный черный плащ, скрывающий его ноги. На затылок была сдвинута шляпа.

Могло показаться, что Гошка целый час рассматривал Валеркиного гостя. На самом деле прошло не больше секунды.

Человек увидел появившегося на балконе Снежкина, лицо его болезненно дернулось. Он сдвинул шляпу на глаза,

дернул плечами под плащом. Секунда — и в кресле уже никого не было.

Гребень исчезновение слушателя не заметил, как не заметил и его присутствие. Он все играл и играл, от старания вставая на мысочки, словно хотел улететь.

Он все играл и играл, без устали водя смычком. При этом Снежкин никак не мог оторвать свой взгляд от соседа. Ему казалось, что с каждой нотой тот становится тоньше и прозрачнее.

В глубине квартиры щелкнул замок.

— Валерий, ты дома?

Гребешков перестал играть, тяжело задышал, открыл глаза.

Гошка зачем-то присел, хотя Валеркина мама знала о пожарной лестнице и о визитах соседа.

— Я занимаюсь, — хрипло отозвался Гребень и повернулся к балкону. — Что ты там делаешь? — устало спросил он.

Снежкин на всякий случай оглянулся — вдруг за его спиной кто-то еще стоит. Но там никого не было, значит, сосед обращается к нему.

— Как ты меня заметил? — От удивления у Снежкина округлились глаза.

— Заметил, — загадочно ответил Валерка, потягиваясь.

Только сейчас Гошка обратил внимание, какая у Гребня скрипка. До недавнего времени у соседа был самый обыкновенный инструмент, все музыкальные, магазины завалены такими. Невзрачно-коричневая, безголосая.

Теперь в руках у Валерки была темная потертая скрипка, с витиеватыми закруглениями колков и матово блестящими струнами.

— Откуда это? — Гошка шагнул через порог в комнату. — Тебе новую скрипку подарили? Дядька, который здесь сидел, да?

— Скрипку? — Гребень с трудом перевел взгляд с приятеля на инструмент. — Ах, скрипку… — Он медленно подбирал слова. — Подарили? Да, подарили. — Лицо его прояснилось, брови недовольно сошлись к переносице. — А тебе что надо?

— Угадай с трех раз, — зло ощерился Гошка. — Хочу, чтобы ты свернул свой концерт. Или хотя бы окно закрыл!

— Опять? — В глазах Гребешкова снова появилась задумчивость, их как будто затянуло пеленой. — Иди, я закрою.

Смычком он указал Снежкину в сторону балконной двери.

Гошка покрутил пальцем у виска — мол, что возьмешь с чокнутого музыканта — и полез по лестнице обратно к себе домой. За его спиной звякнули стекла в закрываемой двери. Он обернулся. Валерка снова стоял посередине комнаты и любовно поглаживал скрипку. Снежкину даже показалось, что инструмент изогнулся у него в руках.

— С этими музыкантами и сам психом станешь, — прошептал Гошка, перелезая через балкон.

На следующий день концерт повторился снова. И опять в кресле за спиной Гребня сидел странный тип в длинном плаще. С улыбкой на изборожденном морщинами лице он наблюдал за скрипачом. Сам Валерка выглядел еще тоньше вчерашнего, лицо его стало бледнее, он еще больше осунулся.