Кондуит и Швамбрания [с иллюстрациями Н.А.Носкович]
Шрифт:
С тех пор я боялся близко подходить к забору. Поэтому, когда ребята выбрали меня делегатом на женский двор, я вспомнил «Гала-Петер», начальницу, розовый бантик и отказался.
— Зря! — сказал Степка Атлантида. — Зря! Ты вроде у нас самый подходящий для девчонок; вежливый! Ну ладно. Я схожу. Мне что? Надо ж и им все раскумекать.
И Степка полез через забор.
Мы прильнули к щелям.
Гимназистки бегали по двору, играли в латки, визжали и звонко хохотали. Степка спрыгнул с забора. «Ай!» — вскрикнули девочки, на минуту остановились»
— Атлантида Степан, — сказал он, на минуту отрывая руку от козырька, чтобы утереть нос, — можно и Гавря. А лучше зовите Степкой.
— Через забор лазает, — степенно поджала губы маленькая гимназисточка, по прозвищу Лисичка. — Фулиган!
— Не фулиган, а выборный, — обиделся Степка. — Что? Еще за царя небось? Эх вы, темнота!
И Степан, набрав воздуху, разразился речью, старательно подбирая вежливые слова:
— Девчонки… то есть девочки! Вчера сделалась революция, и царя поперли, то есть спихнули. Мы даже «Боже, царя храни…» на молитве не пели и все за революцию, то есть за свободу. Мы хотим директора тоже свергнуть… Вы как, за свободу или нет?
— А как это — свобода? — спросила Лисичка.
— Это — без царя, без директора, к стенке не ставить и выборных своих выбирать, чтобы были главные, которых слушаться. В общем, лафа, то есть я хотел сказать — здорово! И на Брешке можно будет шляться, то есть гулять.
— Я, кажется, за свободу… — задумчиво протянула Лисичка. — А вы как, девчата?
Но девочки вдруг, испуганно озираясь, зашептались:
— Тигренка идет! Тигренка! Лезьте скорее обратно. Попадет вам.
Тигренка
От гимназии быстро семенила по двору совсем не похожая на грозного владыку джунглей сморщенная классная дама «Тигренка», — так прозвали ее гимназистки за привычку вечно напевать себе под нос легкомысленную песенку о каком-то пылком тигренке. «Тигренок пылкий мой…» — напевала и сейчас классная дама и вдруг замолкла. Затихли гимназистки. Замерли и мы под забором.
— Как? Что?! Кто это?! Почему здесь?! Ай-ай-ай! — завизжала Тигренка. — Пожалуйте за мной, молодой бессовестный человек. Ай-ай-ай-ай!
И тут произошло нечто такое, о чем говорили целый год потом с восхищением в коридорах обеих гимназий, о чем повествуют внушительные строки кондуита. Степка посмотрел с серьезным любопытством на беснующуюся классную даму, как привык смотреть у себя на хуторе на вздыбившуюся в постромках лошадь. Потом в глазах его появился вдруг озорной блеск. Он улыбнулся, отвернул полу шинели, вынул из кармана брюк коробочку «Ю-Ю», постукал по крышке, открыл и невозмутимо протянул ее классной даме:
— Закурим?
Мы и гимназистки обомлели в восторге и сладком ужасе.
Тигренка хотела что-то сказать, раскрыла рот, да так и осталась. Дряблая щека задергалась, как лягушечья лапка. Степка закурил, потушил спичку, положил обратно в карман коробочку, вскочил на забор и, взглянув сочувственно на окаменевшую классную даму, сказал:
— А царя-то ведь, мадам Тигренка, того… фьють! — И показал коленкой.
Гимназистки теперь все были «за свободу».
Заговор
Поздно вечером к нам пришел с черного хода Степка Атлантида и таинственно вызвал меня на кухню. Аннушка вытирала мокрые взвизгивающие стаканы. Степка конспиративно покосился на нее и сообщил:
— Знаешь, учителя хочут попереть Рыбий Глаз, ей-богу. Я сам слышал. Историк с Тараканиусом сейчас говорили, а я сзади шел. Мы, говорят, на него в комитет напишем. Честное слово. А ты, слушай, завтра, как выйдем на эту… как ее… манихвестацию, как я махну рукой, и все заорем: «Долой директора!» Ну, смотри только! Ладно? А я побег: мне еще к Лабзе да к Шурке надо. Замаялся. Ну, резервуар!
Совсем уже в дверях он грозно повернулся:
— А если Лизарский опять гундеть будет, так я его на все четыре действия с дробями разделаю. Я не я буду, если не разделаю…
На Брешке
На другой день занятий не было. Обе гимназии, мужская и женская, вышли на городскую демонстрацию. Директор позвонил, что прийти не может: болен, простудился… Кхе-кхе!
На демонстрации все было совершенно необычайно, ново и интересно. Преподаватели здоровались со старшеклассниками за руку, шутили, дружески беседовали. Гремел оркестр клуба приказчиков. Ломающимися рядами, тщетно стараясь попасть в ногу, шел «цвет» города: солидные акцизные чиновники, податной инспектор, железнодорожники, тонконогие телеграфисты, служащие банка и почты.
Фуражки, кокарды, канты, петлички, пуговицы…
В руках у всех были появившиеся откуда-то печатные листочки с «Марсельезой». Чиновники, надев очки, деловито, словно в циркуляр, вглядывались в бумажки и сосредоточенно выводили безрадостными голосами:
…Раздайся, клич мести наро-о-дной… Вперед, вперед… Вперед, вперед, вперед!На крыльцо волостного правления, на крыше которого сидела верхом каланча, вышел уже смещенный городской голова. На нем были белые с красными разводами валенки-чесанки и резиновые калоши. Голова, сняв малахай, сказал хрипло и торжественно:
— Хоспода! У Петрограде и у сей России рывалюция. Его императорское величество… кровавый деспот… отреклысь от престола. Уся власть — Временному управительству. Хай здравствует! Я кажу ура!
— Ура! — закричала толпа.
А Атлантида сейчас же добавил:
— И долой директора!
Но ничего не вышло. Директор не пришел, и план Степки рухнул.
На углу Брешки группа учителей во главе с инспектором оживленно спорила о чем-то. Степка вслушался. Звучал уверенный голос инспектора: