Кондуит и Швамбрания [с иллюстрациями Н.А.Носкович]
Шрифт:
— Ага, зацепило! — сказал довольный Карлыч. — Вот вы возьмите и нагоните их. Только предупреждаю, трудновато вам будет: они у меня за квадратные уравнения взялись.
— Нагоним, — упрямо сказал Лабанда. — Усесться мне на этом месте, если не нагоним.
Алгебра на каланче
В тот же день в классе было решено, что «внучки» зазнались, что терпеть это дальше невозможно и что надо нагнать. Девочки обещали не отставать. Мы достали заброшенные учебники, и родители наши были потрясены, увидев нас сидящими над книжками и тетрадями. Отстали мы, как оказалось, весьма изрядно. Пришлось нагонять в школе после уроков и дома до поздней ночи. Голодный Карлыч, похудевший на своем скудном учительском пайке, самоотверженно отсиживал с нами лишние часы. Мы крали для него из цейхгауза хлеб и клали на кафедру. Карлыч гордо отказывался, но потом, увлекшись какой-нибудь задачей, начинал машинально выщипывать хлебную мякоть и нечаянно съедал все…
Биндюг издевался над нами.
— Тоже свобода, нечего сказать! — говорил он. — Были парни — гвоздь! А теперь зубрилы-мученики. Вы еще отметочки попросите ставить. Тьфу!
Особенно изводил он Степку. Но Степка обращал на это, как он говорил, нуль внимания и фунт презрения и занимался с неутомимым усердием, так как заявил, что революционеры должны и в ученье лезть прямо на баррикады.
За две с половиной недели мы так сильно подогнали по алгебре, что попросили Карлыча вызвать кого-нибудь из нас к доске, и он вызвал Лабанду. «Внучки» удивились. Никогда еще класс не замирал в таком волнении. Только мел стучал о доску, выводя жирные белые цифры. Лабанда решал задачу о бассейне с двумя трубами. Все шло благополучно. Через одну трубу вода вливалась, через другую выливалась. Выяснилось, что при их совместном действии бассейн наполнился бы в шесть часов. Но тут вдруг произошла закупорка. Бассейн стал иссякать у всех на глазах. Лабанда оказался на мели. Он кусал ноготь.
— Вы рассуждайте, — сказал Александр Карлович.
— Я рассуждаю, — уныло отвечал Лабанда. — Если из четырех ведер вычесть две трубы…
— Рассуждайте сначала и вслух! — сказал Александр Карлович.
Мы видели ошибку. В самом начале Лабанда поставил в одном вычислении минус вместо плюса. Теперь этот минус всплыл и заткнул трубу. Мы видели ошибку, и нам до смерти хотелось подсказать Лабанде. Но неловко было обнаруживать при «внучках» его бессилие. Но тут мы услышали: кто-то стал все-таки шепотом подсказывать Лабанде. Мы оглянулись и увидели, что подсказывает Костя Руденко-Жук… И тогда класс, прославившийся некогда искусной подсказкой и наглым сдуванием, класс, который величайшим преступлением считал всякий отказ от незаконной подмоги, — этот класс бешено затопал ногами, чтобы заглушить подсказку, и закричал:
— Оставь, Руденко! Не подсказывай! Пусть сам.
Лабанда уверовал в свои силы. Он понатужился немного, поймал ошибку и раскупорил задачу. И чтобы оповестить об этом Покровск, мы подняли на каланче флаг. На флаге было намалевано: «Х = 18 ведрам».
Успехи класса «Б»
Мы радовались недолго. Через два дня Лабанда влетел в класс и объявил, что в нашем классе «Б», о котором мы было позабыли, так как он помещался теперь в другом доме, в нашем классе «Б» проходят уже уравнения высших степеней с несколькими неизвестными. Это было невероятно.
— Вранье! — закричал класс.
— На! — сказал Степка и протянул Лабанде согнутый палец. — Разогни и не загибай.
— Усесться мне на этом месте! — сказал Лабанда крестясь.
Мы были сражены. Тогда Жук заявил, что сам он уже прошел эти уравнения и готов идти в класс «Б», чтоб решить любую задачу. Но Степка слышать не хотел об этом. Он заявил, что это не фунт изюма, если один только может решить, что опять это получится первый ученик, а надо сделать, чтобы весь класс мог решить. Тогда снова кинулись к учебникам. Мы собирались в школе по вечерам. Костя Жук подтягивал и натаскивал нас. Биндюг не являлся на эти занятия. Он уверял, что «голодное брюхо к ученью глухо», сейчас учиться не время и он без нас любую задачу решит.
Когда все неизвестные были разоблачены, мы предложили нашему параллельному классу «Б» помериться с нами в алгебре. Ребята из «Б» приняли наш вызов. Решили устроить общую письменную по алгебре. Были составлены команды лучших алгебраистов. В команду класса «А» вошли среди других Степка Гавря, по прозванию Атлантида, Володька Лабанда, Костя Жук, Зоя Бамбука и я. В последний день в нашу команду записался Биндюг. Мы приняли его с большой неохотой. Он божился, что не подкачает.
В собачьем ящике
Накануне состязания команда «А» собралась в школе для последней тренировки. Пришел усталый Карлыч и больше часа гонял нас по теории. Затем он задал несколько каверзных задач. Мы долго потели над ними, но в конце концов решили и их. Александр Карлович был доволен «с чисто научной точки зрения». Потом он взглянул на часы и схватился за голову: было уже двенадцать часов, а по городу, объявленному на военном положении, разрешалось ходить лишь до одиннадцати.
— Ну, товарищи, — сказал Костя Жук, — значит ночуем в собачьем ящике. Факт!
— Пройдем, — успокаивал Лабанда. — Если остановят, говори, что в аптеку идешь, и все.
Я шел со Степкой. Прожектор поливал тяжелое низкое небо. Где-то пели «Темной ночки да я боюся…» На углу нас остановил патруль.
— Мы в аптеку идем, — сказал Степка, — вот это докторов сын. Пропустите.
— Ну? В аптеку? — обрадовался красноармеец. — Не за касторкой ли?
— Вот именно что за касторкой, — ответил Степка. — Понимаете, такое дело…
— Сейчас тебе пропишут, — сказал красноармеец. — Лапанин! Забери этих и препроводи.
Нас отвели в штаб. Там мы встретили других наших ночных искателей касторки.
Вскоре привели Карлыча. Он негодовал со всех точек зрения.
— Адольф Карлович! — приветствовал его неунывающий Степка. — Добрый вечер!
— Теперь уже покойной ночи, — сердито сказал Карлыч. — Спасибо за компанию.
Потом ввели какого-то мрачного мешочника.
— Кто тут последний? — спросил деловито мешочник.
— Я, — сказал Александр Карлович. — А что?
— Я утром за вами буду! Запомните, — строго сказал мешочник, лег на пол и тотчас захрапел.
Качался махорочный дым, изгибаясь под лампочкой. Часовой внимательно разглядывал ранты сапог и легонько тыкал в них прикладом. Полная нелепица. Шла бессонная ночь, ночь перед письменной…
Через два часа нас освободил по телефону Чубарьков. Уже в дверях Карлыч что-то вспомнил и вернулся. С огромным трудом он разбудил мешочника.
— Извините, — сказал Карлыч, — но я должен уйти… Так что вам уже придется быть за кем-нибудь другим.