Конец Берик-хана
Шрифт:
Плотно прижимаясь к отвесной стене, Инфантьин медленно продвигался вперед. Так он добрался до поворота. Дальше тропа обрывалась. Острые свежие изломы рассказали, что падающий сверху поток воды разрушил горную породу.
Пограничник прижался лбом к стене и закрыл глаза. Ныла простреленная нога, сапог разбух от крови.
В горах гулко раскатывались выстрелы. Дробно такал отрядный «максим». Сколько можно простоять
Инфантьин вглядывался в противоположный край обрыва, как вдруг заметил сбоку гранитный выступ. Только в третий раз удалось набросить аркан, свернутый кольцом, на шершавый в изломах выступ.
Стиснув зубы и оттолкнувшись здоровой ногой от края обрыва, Инфантьин прыгнул.
От жгучей боли в раненой ноге он едва не потерял сознание. Пограничник висел над бездной, крепко сжимая волосяной аркан.
Инфантьин подтягивался вверх, помогая здоровой ногой. Наконец ухватился за край карниза и перевалился на крохотную площадку. Держась за веревку, поднялся и встал на одну ногу. Струившийся пот разъедал глаза, но Инфантьин боялся сделать лишнее движение. В голове гудело, перед глазами плыли разноцветные круги.
Оставшийся путь пограничник проделал словно во сне. Подбадривая себя хриплым шепотом, он считал шаги.
Он выбрался из ущелья и упал в заросли эфедры, густо разросшейся на склоне. Успокоившись, достал бинт и перевязал рану. Пуля пробила мягкую ткань навылет.
Пограничник срезал крепкую сучковатую палку и прислушался. Стрельба переместилась теперь левее ущелья и стала еще ожесточенней.
Инфантьин решил взобраться на вершину скалы, под которой ему пришлось бороться за жизнь. С простреленной ногой сделать это оказалось непросто. Тогда он пополз. Ему хотелось быть полезным товарищам.
С вершины открывалась вся панорама боя. Скалистый гребень, за которым прятались басмачи, отчетливо просматривался с конечной точки вздыбленной горы.
Инфантьин увидел группу басмачей, бегущих под прикрытием каменного козырька от края обрыва, где пограничник пристрелил Кулая. Огромная, похожая на верблюда, скала нависала над склоном. Басмачи бежали быстро, словно боясь чего-то, и Инфантьин уже подумал, что Лукашов с бойцами поднялся по склону к этой скале, как вдруг заметил тонкую черную змейку на серой поверхности камней.
«Бикфордов шнур», – догадался пограничник. Замысел басмачей стал ясен. У них был динамит, и они решили сильным взрывом сбросить скалу на позиции отряда. Лавина камней могла решить исход боя. Пограничники вынуждены были бы или оставить позиции и отойти под ураганным огнем, или попасть под камнепад.
«Только не торопиться, – уговаривал себя Инфантьин. – Спокойно, как на стрельбах. Только в десятку».
Инфантьин вскинул маузер и прицелился в черный жгут шнура. Выстрелы гулко раскатились над вершиной.
Пограничник увидел взлетевший вверх кусок черного провода и устало прикрыл глаза.
Басмачи перенесла огонь на скалу, на вершине которой лежал Инфантьин. Они не знали, что он один, и стреляли, создавая огневой заслон для отхода.
Инфантьин, не поднимая головы, изредка постреливал из маузера в сторону гребня. Он понимал, как только басмачи поднимутся выше, пули ему не миновать. На голой вершине укрыться негде. Спуститься вниз не было сил.
«Догадается Лукашов поднять отряд по склону? – думал пограничник. – Сейчас бы в самый раз».
И как бы в подтверждение его мыслей еще ожесточенней затакал отрядный «максим», и Инфантьин услышал приглушенное «ура».
Пограничник подполз к краю и поднял голову. Басмачи уходили ущельем, беспорядочно отстреливаясь.
Инфантьин стрелял на выбор. Он видел, как падали и не поднимались люди в полосатых халатах, и едва сдерживал крик. Только теперь он понял всю выгодность своего положения. Его маузер преграждал басмачам путь к отступлению, он простреливал единственную тропу, ведущую из ущелья в горы.
Атакующие цепи перехлестнули гребень, и внесенный по склону «максим» ударил басмачам во фланг.
Человек в белой чалме и черном халате метался по ущелью, пытаясь остановить своих людей. «Берик-хан», – догадался Инфантьин и тщательно прицелился.
«Лукашов будет ругать, – мелькнула мысль, – надо взять живым».
Пограничник увидел главаря басмачей близко второй раз, когда кончился бой и Лукашов считал пленных.
Берик-хан курил английскую сигару и с мрачным любопытством поглядывал на пограничников. Застрелиться он не пожелал, надеясь на снисхождение.