Конец фильма
Шрифт:
— Нет там моих пальцев! Я этого пакета даже в глаза не видел! Я даже не знаю, как он!..
— Кто это тебя так? — перебил следователь Линькова.
— Что?.. А-а, это Ильяс со своими хачиками. — Линьков осторожно потрогал разбитую губу.
— Сколько их было?
— Трое. Он и еще два…
— Ну рассказывай. Все по порядку рассказывай.
Денис достал диктофон, спросил у следователя:
— Вы не против, если я…
Тот кивнул.
— Записывайте, гражданин следователь, все записывайте, — затряс головой и
— Тогда вперед. — Грязнов подмигнул Линькову.
— Зарабатываем баллы, — сказал следователь весело. — Расскажешь все и свобода нас встретит радостно у входа.
— Я давно уже знал, что он пушки точит. Не знал, вернее, а догадывался. — Линьков раздавил в пепельнице окурок и тут же закурил другую сигарету. — И эти его черножопые все время там крутились. А однажды я его застал даже, когда он пушку втюхивал одному.
Зазвонил телефон, следователь, коротко переговорив, метнулся к двери:
— Денис, ты сам, ладно? Потом дашь послушать. — И ушел. Линьков с Грязновым остались один на один.
— Продолжай.
— Этих черножопых вообще гнать из Москвы надо, все беды от них.
— Ты не отвлекайся, не отвлекайся, — Денис нажал на «паузу», — и вообще, я сразу хочу предупредить, что я интернационалист. Помнишь такое слово?
Линьков осекся.
— Так Гарипов что, вкладыши в цеху делал для газовых пистолетов?
— Ну да.
— Тебя не привлекал к этому рукодельству?
— Да стану я с этим черно…
— …Волосым.
— …черноволосым связываться. — Линьков дернул плечами.
— А почему вчера побежал?
— Ага, докажи вам, что я не верблюд! Этот пакет он сам ко мне в сапог сунул. Наверняка. А я в эти сапоги год, может, не заглядывал. Нужды не было.
— Врешь. — Грязнов улыбнулся. — Один штрафной балл. Ты за пушку схватился, как только мы его из твоего шкафчика вынули. Значит, знал, что там. А минуту назад сказал, что в глаза этот пакет не видел.
— Ну знал. — Линьков опустил глаза. — Больно мне надо за него мотать.
— Ну сразу почему не донес, как узнал про патроны, я даже не спрашиваю. — Денис покачал головой. — Ты ведь не стукач, правда?
— Не стукач.
— Ладно, дальше давай.
— А чего — дальше… До вечера по чердакам прятался, а как стемнело, залез на «Мосфильм», в цех.
— На «Мосфильм»? — удивился Грязнов. — Зачем?!
— Ну это… — Линьков покраснел. — Бабки я там заныкал. Хотел взять, думал, в Таганрог к деду уехать… А там Гарипов со своими…
— В Таганроге? С какими своими?
— Не. В цеху. С хачиками.
— Так это они тебя так? — Денис кивнул на заплывший глаз Линькова.
— Нет, блин, споткнулся! — зло хмыкнул Линьков. — Ясное дело, они. Я вхожу, а их там три человека, гавкают что-то не по-нашему. Как меня увидели, так сразу и накинулись. Еле отбился. Взрывпакет схватил со стола, чеку выдернул и…
— И что?
— Да хрен его знает. — Линьков пожал плечами. — Ильяс сразу под стол полез, они за ним, а я выскочил и убежал. Как выскочил, так там рвануло маленько.
Вернулся следователь.
Денис пересказал ему только что услышанное, тот схватил телефонную трубку и набрал номер:
— Алло. На квартиру к Гарипову, срочно! И давай бригаду, на «Мосфильм» поедем… Ну, значит, сам собирайся…
Дверь пиротехнического цеха распахнулась, и помещение рассек луч света. И только потом оно осветилось полностью.
— Да, похоже был тут взрыв. — Грязнов огляделся.
— Вова, дуй за экспертами, — приказал следователь. — Антон, проследи, чтобы не мешали.
— Сделаем. — Здоровенный оперативник загородил широкой спиной вход.
Пол был усеян осколками битого стекла, какими-то тряпками. Грязнов присел над небольшой лужицей, вытекшей из-под большого стола. Окунул палец, и тот оказался в крови.
— Похоже, что не врет, — задумчиво сказал Денис.
Следователь тоже сунул палец в лужицу, вытер платком и вынул из кармана сотовый телефон:
— Алло, это я. Узнай мне все по травмам на вчерашний день. Ориентировочно на… во сколько стемнело у нас вчера?.. вот и напиши после двадцати трех. Ищем Гарипова Ильяса или кого-нибудь, кто пострадал от взрыва… Да, это срочно… А я что могу поделать? Я людей тоже не делаю, но я их и не ем, между прочим…
На улице светило солнце. Грязнов закурил и присел на скамейку. Мимо то и дело проходили люди. И сразу можно было отличить тех, кто тут впервые, от тех, кто работает здесь долго. Пришедшие впервые с интересом и любопытством вглядывались в каждое лицо, надеясь узнать какого-нибудь знаменитого артиста. Старожилы же не замечали никого вокруг, передвигались исключительно трусцой, успевая при этом пить кофе из пластмассовых стаканчиков и громко разговаривать друг с другом.
Неожиданно Грязнов увидел вдалеке Успенскую, оператора из группы Вакасяна. Она быстрым шагом шла по дорожке, за ней еле поспевал высокий широкоплечий мужик, которого она лупила через каждые семь-восемь шагов. Останавливалась, разворачивалась и начинала лупить. Мужик прикрывался огромными ручищами, испуганно улыбался, как нашкодивший ребенок, и что-то пытался ей объяснить. Но она опять шла, вдруг разворачивалась и начинала лупить снова.
Грязнов двинулся им навстречу:
— Добрый день, Людмила Андреевна.
— Здравствуйте! — Успенская развернулась так, будто хотела врезать и ему. Но вовремя узнала.
— Я по поводу пленок хотел спросить. — Грязнов с интересом разглядывал здоровенного мужика, который, кажется, уже готов был расплакаться. Его он уже видел на площадке. — Как, не проявили еще?
— Какие пленки? — Успенская напряглась. — А, эти… Нет, пока не проявили. — И, развернувшись к мужику, неожиданно вежливо попросила его: Коленька, сходи в павильон, проверь камеру.