Конец лета
Шрифт:
Кроме того, у меня не было ни времени, ни возможности бросить все и уехать домой. Мы с отцом превратились в настоящих кочевников... только-только обживались в одном месте, как нужно было мчаться в другое. Порой мы купались в деньгах, но чаще сидели на бобах. У отца, лишенного строгого присмотра матери, деньги текли сквозь пальцы. Где мы только не жили: в голливудских особняках, в мотелях, в апартаментах на Пятой авеню, в убогих меблированных комнатах. Годы летели. Мы колесили по всей Америке, нигде не задерживаясь подолгу, и «Элви» постепенно стерся из моей памяти, превратившись
Мои воспоминания прервал заскуливший Рыжик, лежащий у моих ног. Испуганно подскочив, я повторила себе, что никто не утонул, все живы и здоровы, затопление никому не грозит и жизнь продолжается... слава богу, кинопленка застряла в аппарате машины времени. Тут я заметила, что мои волосы почти высохли, что голодный Рыжик требует свой обед, да и у меня тоже разыгрался аппетит. Тогда я поспешно уложила волосы и, выкинув на время «Элви» из головы, подошла к камину и подбросила в огонь еще немного сучьев, после чего отправилась обозревать содержимое холодильника.
Было почти девять часов вечера, когда я услышала шум мотора. Чья-то машина спускалась с гор по дороге, ведущей из Ла-Кармеллы. Насторожилась я потому, что все автомобилисты в этом месте обычно включают первую передачу, а еще потому, что нервничала и мой мозг подсознательно реагировал на любой посторонний звук.
В тот момент я читала книгу и хотела было уже перевернуть страницу, но моя рука невольно застыла в воздухе, и я прислушалась. Рыжик, уловив мое состояние, бесшумно сел на задние лапы и замер в ожидании. Мы так и сидели вдвоем, напряженно вслушиваясь в темноту за окном. Вскоре потрескивание горящих сучьев и отдаленный гул моря явственно перекрыли шум приближающейся машины.
Я судорожно размышляла... Может, это Миртл и Билл? Они ездили в кино и теперь возвращаются из Ла-Кармеллы. Но машина не остановилась перед аптекой. Она продолжала ползти на той же первой передаче, мягко шурша шинами по гравию. Вот она проехала мимо кедров, где обычно оставляли свои колымаги любители серфинга, и наконец свернула к нашему стоящему на отшибе дому.
«Отец? – мелькнуло у меня в голове. – Нет, он обещал вернуться только завтра к вечеру. Парень, с которым я сегодня познакомилась, решил заглянуть на огонек? Бродяга? Сбежавший из тюрьмы бандит? Сексуальный маньяк?..»
Я вскочила, уронив книгу на ковер, и помчалась проверять засовы. Обе двери оказались надежно заперты, но на окнах не было штор, так что любой прохожий мог заглянуть внутрь и увидеть меня, а вот я никого не смогла бы разглядеть. В панике я бросилась к выключателям, но в камине продолжал весело гореть огонь, освещая гостиную яркими вспышками и придавая старым креслам фантастически зловещие очертания.
Вот передние фары разрезали густую тьму, и я отчетливо различила контуры машины, которую подбрасывало на ухабах дороги. Автомобиль миновал пустовавший соседний дом и, бесшумно тормозя, остановился прямо у нашего заднего крыльца. Это был не отец!
Я шепотом подозвала Рыжика и схватила его за ошейник, с облегчением ощутив тепло густой шерсти. Пес глухо зарычал, но не залаял. Застыв в напряженных позах, мы услышали, как смолк двигатель, затем дверь машины открылась и захлопнулась. С минуту царила тишина, потом на дорожке, ведущей к шоссе, заскрипел гравий, и в следующую секунду в дверь заднего крыльца постучали.
Я тихо вскрикнула, а Рыжик, устав сидеть на месте, с оглушительным лаем помчался к двери, за которой стоял неизвестно кто.
– Рыжик! – Я устремилась за ним следом, но он продолжал ругать незваного гостя. – Рыжик, прекрати... Рыжик.
Я схватила его за ошейник и оттащила от двери, но пес продолжал заливаться лаем. В эту минуту он показался мне таким большим и бесстрашным, что я облегченно перевела дух.
Взяв себя в руки, я сильно встряхнула Рыжика, и он наконец замолчал. Выпрямившись, я заметила, что моя тень причудливо танцует на запертой двери.
Я глубоко вздохнула и, придав голосу всю строгость, на которую только была способна, крикнула:
– Кто там?
– Извините за беспокойство, – послышался за дверью приятный мужской голос, – но я ищу дом мистера Марша.
Друг отца? Или это просто хитрый ход, чтобы выманить меня? Я замерла, не зная, как быть.
– Здесь живет Руфус Марш? – повторил мужчина.
– Да, здесь.
– А он дома?
Еще одна коварная уловка?
– Зачем он вам? – зашла я с другого конца.
– Видите ли, мне сказали, что искать его надо здесь.
Я тем временем лихорадочно соображала, что же мне делать, и тут человек, стоящий за дверью, взял совершенно другой тон:
– Это Джейн?
Нет ничего более обезоруживающего, чем обращение к тебе по имени со стороны незнакомых людей. Кроме того, было в его голосе что-то необъяснимое... это ощущалось даже сквозь плотно закрытую дверь... нечто... очень-очень странное.
– Да, – выдавила я.
– А ваш отец дома?
– Нет. Он в Лос-Анджелесе. Кто вы?
– Понимаете, я Дэвид Стюарт... Я... знаете, мне довольно трудно так разговаривать...
Мои руки сами собой потянулись к задвижке. Я поступила так необдуманно по одной простой причине – он назвал себя «Стюарт». Американец непременно произнес бы «Стувард». Но этот мужчина выговорил слова точно так, как моя бабушка. Следовательно, он не американец, а прибыл из-за океана и, судя по имени, шотландец.
Наверное, в душе я надеялась, будто узнаю его в лицо, но в свете ярких фар передо мной предстал совершенно незнакомый человек. Очень высокий, в очках с роговой оправой... гораздо выше меня. Мы уставились друг на друга в ожидании. Я заметила, как смутила его моя неприветливость и нервозность. Внезапно я почувствовала неописуемую злость. Ничто меня так не бесит, как состояние глупого страха.
– С какой стати вы подкрадываетесь среди ночи? – резко бросила я, и мне самой было странно слышать свой истеричный голос.