Конец света в Бреслау
Шрифт:
— Люблю плавать, — прошептала Софи.
Старая артритка теряла уже надежду на продажу своей specialite de la maison (домашней выпечки). Совершенно напрасно. Ибо вот из стоящего у тротуара черного «адлера» высунулась рука, показывая два пальца. Сияющая старушка вручила два пончика Курту Смолору. Криминаль-вахмистр заплатил, открутил крышку термоса и налил себе кофе, который был достаточно хорош, чтобы забить дрожжевое послевкусие недопеченных берлинок.
Смолор начал жевать медленнее, когда под особняк Мока подъехал песочный «мерседес», из которого выскочила Элизабет Пфлюгер. Он любовался раскачивающейся грацией ее бедер, которые исчезли в воротах, чудом избежав столкновения с косяком. Через некоторое время обе подруги, одна взволнованная, другая грустная и задумчивая, наполнили ароматом духов внутренности интерьер «мерседеса». Управляющий автомобилем барон фон Хагеншталь поднес к губам руку Софи и завел двигатель. Смолор без сожаления положил на пассажирское сиденье откушенную берлинку. Барон резко двинулся в переполненной Редигерштрассе. Смолор стоял какое-то время, не мог влиться в движение. В конце концов он заметил маленький промежуток, взревел клапанами двигателя и чуть не переехал испуганного коня, который наткнулся с дышлом на бордюр. Смоляр, смеясь от удара хлыстом по крыше, который отвесил «адлеру» разъяренный возница, добавил газу, повернул направо, в Грюбшенерштрассе, и въехал под железнодорожный виадук. Из-за колясок извозчиков и фургонов доставки он увидел заднюю часть песочного «мерседеса», который только что миновал перекресток с Гогенцоллернштрассе. Руководящий движением полицейский остановил вереницу автомобилей, едущих со стороны виадука, среди них «адлера». Смолор начал лихорадочно анализировать, способен ли он догнать «мерседес». Он предположил, что барон пойдет на Зонненплац вправо, и решил поехать около цирка Буша, чтобы догнать преследуемых около Концертного Дома на Гартенштрассе. Однако в этом не было нужды. «Мерседес» остановился на углу Грюбшенерштрассе и Цитенштрассe.
Полицейский подал знак «дорога свободна». Смолор двинулся медленно. Барон снова сел в машину, пряча коробку с сигарами в карман пальто. Смолор притормозил и оказался прямо за запасным колесом с песчаным колпаком. На Зонненплац он позволил старому «даймлеру» втиснуться между собой и «мерседесом». Тот резко ускорил на Ноуэ-Граупнер-Штрассе, свернул вправо и поехал вдоль рва старогородской мостовой. Смолор делил свое вниманием между «мерседесом» и недавно построенным, величественным зданием Полицайпрезидиума на Швайдницер Штадтграбен. Перед универмагом Вертейма барон фон Хагеншталь повернул налево, а перед костелом Божьего Тела — направо. Миновав купеческую ресурсу, он остановился перед Купальными заведениями на Цвингерштрассе. Смолор резко затормозил перед ресурсой и въехал на ее подъезд. Захлопнул дверь автомобиля, пробежал около сотни метров и, тяжело дыша, спрятался за живой изгородью площади. Через безлистные ветки он наблюдал за воротами массивного здания Купальных заведений, где только что исчез барон фон Хагеншталь с Софи Мок и Элизабет Пфлюгер. Смолор вошел в вестибюль, огляделся вокруг. В вестибюле было пусто. Одетый билетер был бдителен. Он быстро подошел к Смолору и объявил:
— Бассейн номер один нанят частным лицом. К двенадцати. На бассейн номер два скоро придут учащиеся из реального училища. Может, вы хотите в баню?
Смолор обернулся и ушел. Было холодно. Тротуар Цвингерштрассе покрывался водной пылью. Со стороны холма Либича приближалась двойная колонна учеников, которую замыкал выпрямившийся человек, по внешнему виду — учитель гимнастики. Ученики промаршировали до ворот и вошли в них, нарушая свой четкий строй. Смолор подошел к учителю и показал ему удостоверение вроцлавского Полицайпрезидиума.
— Я войду с вами, — сказал он. Учитель не выказал ни малейшего удивления.
Смолор сделал то, что намеревался, и через несколько минут оказался в мужской раздевалке бассейна номер два. Оставив там пальто, шляпу и зонт, он вышел на лестничную клетку и осторожно понаблюдал за билетером. Тот как раз объяснял парню с бычьим затылком, где раздевалка для гостей парной. Смолор пробежал быстро по украшенной колоннами галерее и остановился перед двустворчатыми дверями, ведущими на бассейн номер один. Они были закрыты. Он достал отмычку и использовал ее. Оказался на галерее для посетителей. Он слегка наклонился и обследовал бассейн. Среди обнаженных нимф, барахтающихся в воде, он не заметил ни Софи Мок, ни Элизабет Пфлюгер. Поднялся по небольшой лестнице и огляделся вокруг. Он был на галерее, проходящей вдоль длинной стороны бассейна. По правую руку тянулся ряд дверей в раздевалку, по левую бежали перила, защищающие от падения в воду. Галерея доходила до малого гимнастического зала. Из его двери доносились звуки фортепиано и скрипки. Это помещение особенно заинтересовало Смолора, потому были он увидел в нем обнаженные тела двух артисток. Незамеченный переход в зал граничил с чудом. Если бы он пошел галереей, был бы виден как на ладони как для тренирующихся в зале, так и для плавающих в бассейне. Смолор решил спрятаться в галерее для публики и дождаться появления жены своего шефа. К сожалению, и это было невозможно. Отступление преградил лысый, усатый великан, в большой руке которого скрывался ствол довоенного люгера. Смолор проклинал свою глупость. Совершенно его не интересовало, почему барон сам управлял автомобилем и где же потерялся его шофер.
— Я из полиции, — вахмистр произнес это очень медленно. — Сейчас я вытащу удостоверение из кармана.
— Ничего не достанешь, брат, — великан мягко улыбнулся. — Иди прямо в тот гимнастический зал. Только берегись, чтобы не свалился в бассейн. Очень легко утонуть. Особенно когда ты напичкан свинцом.
Смолор не двигался. Он был уверен, что лысый не рискнет высовываться.
— Я из полиции, — повторил он. — Мой шеф знает, что я здесь.
Гигант сделал резкое движение. Смолор увидел его растопыренную руку на своем жилете и почувствовал сильный толчок. Он упал на холодную плитку галереи. Атакующий сделал замах ногой, и Смолор почувствовал, что скользит по плитке пола в сторону гимнастического зала. Он попытался подняться, схватиться за ограждение или дверь раздевалки. После очередного пинка в пах он не смог этого сделать. Обе руки сжались на пораженных яйцах. Великан продолжал махать ногами. Смолор катился как шар в кегельбане по траектории, обозначенной перилами и стеной раздевалки. Когда его доставили в гимнастический зал, он признал свою правоту. Лысый не рискнул стрелять среди рикошетящих стен.
Мок вышел боковыми дверями из Строительного Архива Вроцлава возле Россмаркт и потянулся так сильно, аж захрустели суставы. Он стоял на тротуаре узкой улочки и с раздражением смотрел в глубину луж, по которым хлестали острые струи дождя.
Он раскрыл зонт и перешел оживленную Шлоссштрассе, покрывая грязью свои свеженачищенные зимние ботинки. Он клял под нос бесполезную надежду на снег и зиму и взглянул на часы. Голод напомнил ему о обеденном времени, что еще больше его раздражало. Он обругал весь свет в полный голос и пошел дальше вдоль восточного фасада Блюхерплац в сторону Рынка. Он двигался в плотном потоке прохожих, которые придерживали шляпы или метались среди лотков, ловя ветер в парусах зонтов. После вступления в Шмидебрюккe ветер стал менее неприятным. Мок свернул в Урсулиненштрассе и вошел в Полицайпрезидиум.
Тяжело пыхтя, он поднялся по широкой лестнице на третий этаж, где за стеклянной перегородкой находились два кабинета: Мюльхауза и его собственный. Бледнолицый секретарь, стажер Эрнст фон Штеттен, услужливо поднялся при виде Мока.
— Что произошло? — спросил Мок, повесив намокшую одежду в секретариате.
— Элерс оставил для господина советника все фотографии. Кроме того, ничего нового, — ответил фон Штеттен, установив зонт Мока в стойке из темного дерева, с резьбовым зажимом.
— Ничего нового, ничего нового, — передразнил его Мок, входя в кабинет. — В следствии тоже ничего нового. Я ни на шаг не продвинулся в деле Гельфрерта-Хоннефельдера.
Мок закурил сигару и подвел итоги сегодняшнего полудня, наполненного пылью старых строительных документов, схемами установки сантехники, нереализованными проектами пассажирских и угольных лифтов и сухими объяснениями архитекторов и инженеров. В течение трех часов он не нашел ничего, что бы ему пригодилось в дальнейшем следствии. Хуже всего было то, что Мок на самом деле не знал, чего ищет.
— Что ты скажешь Мюльхаузу, — сказал он себе расстроенный, — когда он спросит, что вы сегодня делали?
Точно на этот вопрос ответ был прост: он просмотрел все документы, касающиеся обоих мест преступления. Он узнал планы всех этажей, включая подвалы и чердак. Он узнал, что было раньше на месте обоих особняков, как наслаивали на себя фундамент, кто и кому перепродавал грунт и земельные участки. Мюльхауз мог поставить гораздо худший вопрос: зачем? Услышал бы тогда сложный философский вывод о триаде: человек-время-место. Жертвы случайны, время не является случайным. А следовательно, для проверки остается только место. Оно не может быть случайным. «Что-то должно объединять оба места, — такой ответ услышал бы Мюльхауз. — Но несмотря на рытье Строительного Архива я еще не знаю что». Моку не нужно было слишком напрягаться, чтобы в воображении услышать ироничный смех Мюльхауза. Он вспомнил в тот момент, что Мюльхауз был на совещании у полицайпрезидента Клейбемера, и было маловероятно, что он встретится с Моком сегодня и задаст ему этот сложный вопрос.