Конец тьмы (Капкан на 'Волчью стаю')
Шрифт:
Они привезли с собой пачку сценариев и позвали меня в большую гостиную в субботу вечером. Фрэнк Рейс встретил меня на террасе. Он усадил меня и дал сценарий. У него и у Кэти тоже было по экземпляру. Зоннингер сидел и ухмылялся.
– Пожалуйста, прочитайте слова Вильсона, старина, – сказал мне Рейс, показав, откуда читать.
– Я ничего не знаю о...
– Просто читайте, старина.
Я чувствовал себя по-дурацки и стал читать так, как, по-моему, должен был говорить Вильсон. Вмешался Зоннингер.
– Эй, вы!
– Да?
– Это не конкурс чтецов-декламаторов, – сказал он с легким европейским акцентом, – и не актерский показ. Просто читайте,
Я пожал плечами и дочитал до конца, словно читал экономический отчет. Они получили то, что хотели. Фрэнк Рейс и я прочитали наши роли Деревянными голосами. Кэти читала с чувством. Мне показалось, что она сделала это превосходно. Но сценарий, по-моему, был ужасным. Там было полно претенциозных поэтических выражений. Репетиция продолжалась до трех утра. Они ужасно ссорились, орали друг на друга и делали пометки в сценарии. Я не мог понять, как они переработали его. Если эта вещь окажется первым фильмом «Сьерра Продакшн», то акции киностудии не следовало бы покупать.
Второй раз на меня немного обратили внимание в понедельник около одиннадцати. Я купался и загорал на плите, когда Фрэнк Рейс осторожно спустился на пляж. Свое бледное узкое тело он натер кремом для загара. Он нес с собой пляжное полотенце и сценарий. Когда он положил их, я спросил:
– Эта вещь действительно так плоха, как мне кажется?
Он слегка испугался, затем улыбнулся.
– Они могут плохо читать, но хорошо играть, старина. Все довольны. И, извините меня, мы – профессионалы. Люди, которые будут показывать эту штуку, тоже довольны, а они достаточно проницательны насчет липы.
– В сценарии, кажется, слишком много болтовни.
– Мы немного урежем разговоры.
– Кэти будет играть главную роль?
– Да, старушка уже вжилась в эту роль, но существуют сложности со съемкой и со светом. По-моему, мы правильно сделали, что взяли Джона. Игра стоит свеч.
– Джона или его деньги?
Он пристально посмотрел на меня.
– Вы очень нахальны, молодой человек. Похоже, вам нравится говорить о том, чего вы совершенно не понимаете.
– Я просто спрашиваю. Другие что-то не очень спешили нанять Джона. Что, он неожиданно стал замечательным режиссером?
– Я расскажу вам немного больше, чем следует знать, старина. Пинелли – режиссер высшего класса. Кроме творческого потенциала, режиссер обязан обладать еще одним талантом – он должен руководить звездами, делая так, чтобы они не воображали себя капризными детьми. Джон раньше умел все это делать. Утратив часть уверенности в себе, он прежде всего лишился именно этого дара. Остальное же осталось нетронутым. Снимать будет Зоннингер, я буду менеджером. Мы собираемся тесно сотрудничать с Джоном, следить за тем, чтобы он берег свой талант. Все остальное он легко сделает сам. После первого фильма к нему вернется уверенность. Тогда он станет для нас особенно ценным, и мы начнем снимать новые картины. Я надеюсь разбогатеть с его помощью, старина. В прошлом году чиновники здорово обчистили мои карманы, так что я испытываю тоску по деньгам.
– Значит, первый фильм должен быть безупречным.
– Он таким и будет.
– Надеюсь, – сказал я, хотя и не понимал, как им удастся этого добиться. Мысль показалась мне глупой. Я подумал обо всех блестящих самоуверенных людях, которые тратят целый год на постановку того, что выдержит на Бродвее только три сеанса. Они убеждают друг друга, как это здорово, до тех пор, пока сами не поверят в это.
Как бы то ни было, во вторник я отвез их в аэропорт, и, кроме нас с Кэти, в доме
Все время меня не покидало ощущение отторгнутости от мира. Бетонные ступени напоминали веревочную лестницу, и когда мы взбирались в дом, ее будто тоже затягивали наверх, и вы оставались одни.
Я встречался с Кэти чаще, чем предполагал. Мы вместе ели, и это, кажется, нравилось Розалинде. На столе всегда стояли свежие цветы. Кэти не обращала на меня внимания. Она долго загорала на платформе, много времени занималась собой и репетировала. Я не сказал ей о своих планах. Отчитался за две тысячи песо, и она вручила мне обещанные сто долларов. Кэти не спрашивала, что я собираюсь делать. Она давала мне мелкие поручения. Когда ей хотелось что-нибудь купить, я возил ее в город. Меня раздражало, что Кэти предпочитала теперь сидеть на заднем сиденье.
Наши отношения изменились на закате воскресного дня. Мы лежали на платформе. Розалинда позвала Кэти к телефону. Она ждала звонка от Джона и все больше раздражалась, что он не звонит. Когда Кэти вернулась, ее лицо, несмотря на медно-золотой загар, было бледным, а руки от ярости дрожали.
– Джон? – спросил я.
– Тихо. – Она легла спиной ко мне. Ясно виднелся изгиб бедра, затылок казался нежным, трогательным и беззащитным, как у ребенка. Лямка от лифчика врезалась в кожу на спине.
Внезапно она поднялась на колени и повернулась ко мне.
– Пошли, – позвала она шепотом, почти неслышным в шуме прибоя. Кэти смотрела на меня, словно сквозь прорезь прицела. – Пошли, – повторила она твердым голосом, не требующим пояснений. Затем, не оглядываясь, быстро и легко начала подниматься по лестнице. Я пошел за ней.
Мы вошли в хозяйскую спальню. Кэти закрыла тяжелые деревянные ставни. На дальней стене оставались узкие полоски позднего солнца, наполнявшего комнату золотистым светом. Когда она закрывала ставни, я мог слышать ее быстрое дыхание и шорох ног по голубовато-зеленому кафелю. Кэти повернулась, маленькая и повелительная. Она протянула ко мне руки, и реальность словно слилась с моими эротическими мечтами и делала настоящий миг сладким сном.
Наверное, будет смешно, если я потрачу хотя бы немного того малого времени, которое мне осталось жить, на описание техники секса. Если хотите, пойдите в публичную библиотеку и возьмите какой-нибудь пользующийся дурной славой роман. Откройте там, где страницы больше всего потрепаны и запачканы руками читателей, вставьте в текст имена Кирби и Кэти. Наши писатели описывают любовь так, будто они обязаны ознакомить с техникой половых сношений стадо марсиан или написать учебник для идиотов.
Теперь, когда те события ушли достаточно далеко в прошлое, я в состоянии хладнокровно описать наш роман. Вначале, как всегда бывает, удовольствие портила неловкость от незнания друг друга. Но со временем, по мере того, как мы познавали друг друга физически, как в процессе эксплуатации познаются особенности работы нового катера или спортивного автомобиля, удовольствие росло. Как все любовники с момента рождения человечества, получая все большее наслаждение, мы все чаще занимались любовью. Такое напряжение неизбежно порождает гипнотическую ауру, перед которой тускнеют все остальные стороны существования.