Конечная остановка
Шрифт:
Я тут односторонне приверженец взглядов традиционной медицины о жизненно необходимом ежесуточном минимуме потребления хлорида натрия в размере от 5 до 10 граммов в зависимости массы тела. И не только ради нормального функционирования мышечной ткани.
Думаю, не фосфаты и нитраты, но хлорид натрия и есть та самая евангельская соль земли. Не с боку припека! Без нее, кстати, даже сладкой сдобы толком не приготовишь.
По моему скромному мнению любителя, в профессиональной диетологии хлористая поваренная соль являет собой нечто значно большее, чем простая приправа или вкусовая добавка.
– Извольте, мой Ген Вадимыч!
– воскликнул, ответствовал Двинько, всплеснув руками. Сугубые поварские выражения Печанского он к себе нисколь не относил.
– А я вам туточки и не стремлюсь прекословить неразумно, друже. Какая ж бессоли бытует гастрономия во всех смыслах?! Ко всему прочему бессолевое кухмистерство я огулом не признаю в качестве здорового и правильного людского пропитания.
Я, друзья мои ясновельможные, не о том толкую и толмачу. В обобщении символизм питательного хлеба насущного всегда и везде в конечном итоге имеет социальную и моральную подоплеку.
Змитер, Лев и Тана в поваренные дебаты двух признанных знатоков не встревали. Куда им тут! Конечно, с большего кое-какое право голоса у них имеется. Все-таки, тем не менее, гораздо разумнее воздержаться от беспочвенных суждений, мнений, прений и бездельных вкусов. Отнюдь не тривиально молчание становится золотым стандартом, если речь идет не о вкусной практике, но о теории и общих принципах всеобъемлющего кулинарного искусства.
– Не обессудьте, мой Ген Вадимыч! вы за сегодня не раз и не два взыскательно поминали об искусных авторских блюдах, о креативной авторской кулинарии. Не так ли, друзья мои?
– все же не забывал о внимательной аудитории Алесь Двинько.
– Точнее говоря, в изысканном, качественно индивидуальном исполнении и технологичном эквивалентном воспроизводстве.
Но ведь сейчас мы рассуждаем теоретически и практически о взыскательном гастрономическом искусстве вообще. Иначе скажем, в количественных диалектических критериях, суммарно рассматриваемых производительно в группе, в коллективе, социализировано в национальной соборности.
Мы, белорусы, как нация суть отъявленные индивидуалисты. Оттого, наверное, нам так трудно и тяжко объединятся. Чем нас менее, тем наиболее мы дееспособны достичь оптимальных производительных результатов для себя и для других. Сколь-нибудь, подчеркиваю, устойчиво в едином творческом пространстве-времени, дороженькие соплеменники мои!
Несомненно, в авторском личностном исполнении по отдельности, каждый из нас силен. Типичное не то мы наблюдаем середь коллектива белорусов, сгруппированных по тем или иным политическим либо экономическим мотивам.
Разве пристало сравнивать отменное качество авторской индивидуалистической талантливой кулинарии и рвотную бездарность групповой системы общественного питания?! Будь то в целом по стране в семейном хозяйстве, а также в специализированных предприятиях общепита?
Была когда-то у меня слабенькая надежда, то бишь мечта, что с ликвидацией монструозной коллективизированной государственной собственности положение в данной сфере по сути дела улучшиться. Куда там! не тут-то было на чужой каравай!
Я этот особенный феномен называю белорусским дефектом массы. Парадоксально, но факт: сумма наших общественных слагаемых нередко существенно меньше ожидаемых крупных благ от какого-либо обобществления.
Это еще ничего. Бывает, в худшем случае предполагаемый суммарный эффект зачастую лукаво оборачивается не благодатью, а злой противоположностью или недостаточностью. В Беларуси сплошь да рядом простое незамысловатое количество хорошего индивидуализма дает дурное качество коллективизма.
Наособицу какой там ни будь белорус очень редко по-глупому действует себе, дороженькому, во вред и в ущерб. Однак два-три и более белорусов амаль всегда одержимы вредоносными и самоубийственными глупостями. Ну а в национальном масштабе от широких народных масс белорусов и белорусок всегда надо ожидать самых несуразных решений, несообразных поступков в непроизвольном волеизъявлении против самих себя и против пользы окружающих, ближних и дальних. Если не сказать - впадения в бездну спонтанных коллективных преступлений и групповых злоупотреблений.
Нам, белорусам, видимо, противопоказана демократия неразумного абсолютного большинства. Вероятно, по данной причине лукашистский авторитаризм, паразитирующий на демократии, неизбывно держится ужотка болей 22 лет. Большинству, бездумно, демократически голосующему за Луку-урода, иного не надо и не дано.
Беспочвенные и безмерные упования на мудрое государство, на разумную власть, на умное любоначалие, по всей видимости, проистекают из дефектного, ущербного, бездарного белорусского антидемократизма и индивидуализма. Коли сумел кто-никто дефективный выбиться индивидуально в самовластные государственные начальники - от прораба до президента - выходит, не дурак. Но так ли оно на сам-речь деле?.. Или же таково исторически сложилось Бог весть сколько лет тому назад?!
Ведомо-неведомо, неугомонное государство в какой-то мере издревле является коллективным преступником, разбойничьей шайкой, если его государственная власть не от Бога, а от людей. Видать, знать поневоле... Если глобальный меньше универсального...
По окончании доброй прогулки праздничный обед повествовательно и дискурсивно перетек в знатный ужин. Благо Евген с Таной очень много сумели даровито и деловито наготовить в большом-большом перечислении вкуснейших перемен блюд. И в качестве, и в количестве...
После того Лев Шабревич на такси отвез Алеся Двинько к неким киевским своякам куда-то по соседству на щепетильный, престижный и фешенебельный Подол. Все-таки беженская обитель в Дарнице маловата и тесновата по шляхетскому ясновельможному счету.
Глава сорок четвертая
Всё на воле
Алесь Двинько честь по чести, по достоинству оценил хорошее уютное дарницкое пристанище, где поселились его подопечные. "Считай в самый раз на троих. Пусть им на большее число жильцов эта штаб-квартирка не рассчитана..."