Конфетти
Шрифт:
Мама учила ее просто слушаться.
4.
Елена как талые воды весной. Елена почти живая, но слишком холодная. Рядом с Еленой можно остыть, можно расслабиться, успокоиться.
Рядом с Еленой можно.
Она — нежно-страстная, податливо-покорная и очаровательно-привлекательная. У Елены на плечах маленькие царапины, а на губах — привкус абсента. Джон пробует прохладу на вкус. Джон
Елене больше не хочется быть заголовком вчерашних газет. Или вчерашним обещанием. Или шлягером, брендом, который нужен для поддержания социального статуса. Елене больше не хочется.
Ей хочется-нравится плавиться под натиском терпкости Джона. Джон крепче абсента. От Джона пересыхает в горле. Из-за Джона начинает болеть в низу живота. Для Джона Елена готова стерпеть этот дискомфорт.
Ей крайне не нравятся кубические версии Вселенной, но ей очень нравится Лоу в этих вариациях. Лоу, у которого в кармане пиджака звенят наручники. Лоу, который такой же пьянительно-соблазнительный как джаз в полупустом ресторане. Лоу, который совершенно потерял разум.
Родной Лоу.
Елена почти забывает, что она хотела искриться. Почти забывает о разочарованиях по средам и субботам. Почти начинает дышать, потому что Джон рядом. Потому что Джон возобновляет Елену. Потому что он прикасается к ней, словно стягивая липкую пленку, оставленную после рук Мэтта, а потом дотрагивается до обнаженных участков тела.
До обнаженных участков души.
Елена почти не помнит, где оставила ключи от своего номера. А еще она не помнит, как Джон снял с нее кофточку, как дотронулся до обнаженной груди, взгревая этими касаниями, реанимируя и пробуждая.
Елена почти как весна — грязная, дождливая, но оживляющая и подающая надежды. Елена прохладная, пресно-соленая. Елена — она его.
Джону нравится целовать Елену, прижимая к стене своего номера (он тоже не помнит, как они дошли сюда). Джону нравится учащенное дыхание Елены, рваное и надрывное. Джону нравится сжимать грудь Елены в своих ладонях, а потом прикасаться к отвердевшим соскам языком, срывая с уст пыльной и бессмысленной Елены стоны.
Воруя их для своей личной коллекции.
Очередной коллекции.
У Елены — плоский живот и длинный стройные ноги. У Елены — длинные волосы и мутно-пустые глаза. В глазах Джон не видит отражения души, и Джону это нравится, потому что у него тоже нет души.
Джон и Елена, они похожи.
А потом они оказываются на мягко-уютной постели. А потом они уже не хотят вскрываться-открываться-искриться. Они не хотят.
Только если друг с другом.
Елене нравится уверенность Джона в движениях, Елене нравится бескомпромиссность в его действиях. Ей нравятся его руки на ее бедрах. Ей нравится, как он расстегивает пуговицы рубашки, процеживая ее изучающе-раздевающим взглядом.
Елена, правда, уже раздета, но Джона это не останавливает.
Елена, правда, уже раскрыта, но Джона это не успокаивает.
Джон — это палящее солнце, что топит мерзлые воды ранней весной. Он плавит Елену, растапливает ее. Елене крайне не нравится то, что в кубические пространства Вселенной ее пытаются загнать с кем-то, но ей нравится Джон с его туманно-мутным взглядом. Нравится, что Джон — это больше чем Стефан по средам или Мэтт по субботам.
А потом Джон возносит Елену на пьедестал своей грешной-разрубленной-кубической Вселенной. А потом Джон позволяет Елене дышать, разрешает ей дышать, заставляет ее дышать. Пусть — разорвано-надорвано, но все же.
А потом Елена вспарывает молнией небо Джона Лоу, когда насаживается на член Джона. А потом Елена становится звенящей пустотой, становится оглушающим криком.
Она становится.
Рядом с ним.
5.
Елена забывает, что она помнила. Елена не помнит, что она забыла. Елене нравится играть словами и выражениями. Елен нравится.
— Это просто реальная искусственность, — говорит ей Джон. Джон курит. Джон никуда не торопится: ему не надо убегать после истории куда-то, не надо спешить домой по субботам.
Джон — он свободный.
— Это просто реальные мы, — говорит ей Джон. Джон убивает. Джон никого не любит, никого не жалеет: он не станет дарить цветов, не стане звать в рестораны и кино.
Джон — он необычный.
— Мы — это молчание в номерах отеля, — Джон смотрит на Елену. Елена все такая же бессмысленная и мутная, но больше не пыльная. Елена, она рядом. — Ты меня понимаешь?