Конгамато

Емцев Михаил Тихонович

– Нет! Мой отец был араб. Магомет Гамаль эс-Сааль!

– А-а... Ну, это к делу не относится. Значит, вы бежали вчера, бросив оружие, от летучей лисицы?

– Не знаю... Только в красную ящерицу я не верю.

– А мистер Пирсон верит. Он не считает это сказками и суевериями. Кстати, вы давно знакомы с мистером Пирсоном?

– Первый раз я увидел его в вашем доме, когда пришел сообщить, что рабочие сбежали в Джубу.

– Ах да, помню, помню... Значит, до этого вы не знали Пирсона?

– Лучше будет оставить в лагере все, как есть. На дорогу возьмем только самое необходимое. Остальное продовольствие

нужно упрятать, чтобы не утащили муравьи, - неожиданно сказал Махди, собирая остатки завтрака в полиэтиленовый мешок.

– Значит, вы предполагаете, что наш уход - дело решенное?

– Разумеется, сэр...

– Да, конечно... Ну хорошо! Готовьтесь к походу. Выступаем вечером, как только спадет жара.

– Спиртное можно оставить здесь?

– Конечно. Возьмем только бутылку джина на всякий случай. Мало ли что может случиться, правда?

– Да убережет нас аллах от болезней и ифритов!
– серьезно ответил Махди.

– А в аллаха вы верите, Махди?

– Аллах акбар. Мой отец был мухтаром 1, а я два года учился в Аль-Азхаре.

– Аль-Азхар? Это город?

– Нет, господин, это знаменитый мусульманский университет в Каире. Я не закончил его только потому, что мураби - арендаторы моего отца - сожгли наш дом и весь урожай. Они разорили нас.

– А какую часть урожая отдавал ваш отец своим мураби?

– Четвертую! Как везде! Это же наша земля!
– Глаза Махди засверкали, ноздри расширились, брови сошлись у переносицы.

Внезапно он встал и молча вышел из палатки.

– Подождите меня, Махди! Я помогу вам спрятать продовольствие.

Нам не удалось покинуть в этот день лагерь. Работы оказалось гораздо больше, чем я представлял себе сначала. Мы провозились до вечера. Особенно много хлопот было с провиантом. Мы складывали его в большие жестяные банки и заливали крышки сургучом так, что не оставалось ни малейшей щели. Потом мы завертывали банки в полиэтиленовую пленку, которую, на всякий случай, посыпали нафталином. Но Махди так боялся муравьев, что предложил зарыть наши сокровища в землю. Я велел ему отойти подальше и вырыть небольшую ямку глубиной три-четыре фута. Связав вместе четыре двухсотграммовые тротиловые шашки и вставив в одну из них детонатор с отрезком шнура, я аккуратно опустил заряд в ямку, засыпал землей и утрамбовал. Потом я поджег выведенный на поверхность шнур.

М у х т а р (араб.) - староста религиозной общины.

Ухнул взрыв. В тростниках зашуршали комья выброшенного грунта. В сгущающемся сумраке дно воронки казалось черным, как ночная тень. Мы решили отложить погребение наших запасов до утра.

Свежее солнечное утро было наполнено треском насекомых и птичьим щебетом. В тростниках еще прятался туман.

Дно воронки, к моему величайшему удивлению, оказалось заполненным водой. Она уже успела отстояться и превратиться в сумрачное колодезное зеркало. Сначала я подумал, что ночью прошел дождь, но все вокруг было сухо. Откуда же тогда вода?

– Как вы думаете, Махди, откуда здесь оказалась вода?

– Думаю, из земли, сэр. Больше неоткуда.. .Вода - это плохо! Придется нам придумать что-нибудь другое.

– Сделайте мне еще одну ямку, Махди! Только вот там, в четверти мили отсюда.

– Лучше не зарывать в землю, уж если вода...

– Мы ничего не будем зарывать. А ямку вы все-таки сделайте.

Махди

взял маленькую саперную лопатку и стал подниматься вверх, на первую террасу - самое сухое в этом районе место. На террасе росли акации, колючки, исполинский укроп. Несколько дней назад я подстрелил там небольшую окапи. Ее нежное мясо чуть-чуть пахло мускусом и дымом костра.

Когда в воздух взлетел рыжий и дымный столб грунта, я побежал к воронке. В ней все еще клубилась муть. Кисло и остро, до царапанья в горле, пахло взрывом. Постепенно пыль осела, и я мог осмотреть воронку. Дно показалось мне явно сыроватым. Я взял кусочек глины - она была влажной и пластичной, тогда как у поверхности глина крошилась, как сухая замазка.

И как только я не заметил этого раньше! Я достал полевой журнал. За все время мы произвели 232 сейсмических исследования. Это значит 232 взрыва, 232 воронки. Я решил осмотреть хотя бы некоторые из них.

– Мы задержимся здесь еще на один день, Махди.

Махди молча кивнул и отвернулся.

К вечеру мне все стало ясно. Уровень грунтовых вод на Оберре был очень высок. В то же время на той, единственной, сейсмограмме грунтовые воды залегали необычайно низко. Из такого сопоставления можно было сделать два вывода:

1. Сейсмограмма получена при исследовании какогото неизвестного мне района Оберры с аномальной гидрогеологией.

2. Сейсмограмма получена не на Оберре, а в каком-то другом месте с очень низким уровнем грунтовых вод.

Первый вывод предполагал странный каприз природы, второй - ошибку или даже злой умысел человека. Я не знал, на чем остановиться.

Мне припомнились высохшие русла рек на Капоэта, все эти бесчисленные вади, уэды, эрги. Там грунтовые воды залегали действительно глубоко, и, если бы на сейсмограмме не было экспликации, я бы без колебаний сказал, что она сделана на Капоэта, а не на Оберре. .. Но в экспликации стояло "Оберра"... Неужели ошибка? Пирсон тоже советовал начать с Капоэта. Правда, он считал, что Капоэта так же бесперспективна, как и Оберра, но советовал начать с Капоэта. А если допустить, что экспликации все же нет... Догадка ударила меня как молния. Я даже вздрогнул. Вот оно! Мне нужна только гидрогеологическая карта, и я смогу найти по ней то место, где получена сейсмограмма. Даже если б это была слепая сейсмограмма, без экспликации и привязки к местности!

В моих руках все это время было мощное оружие. Но только теперь я смогу воспользоваться им.

Мне вспомнился доклад, который мой шеф, всемирно известный геолог-нефтяник, сделал на одном из наших аспирантских семинаров (я тогда был еще аспирантом). Доклад был посвящен вопросу генетической связи нефтегазоносных бассейнов с вмещающими их бассейнами артезианских вод. Какое емкое и точное слово - "вмещающие"! Впервые в мировой науке было высказано представление о генетической и физико-химической связи океанов подземных вод с затерянными в этих океанах нефтегазоносными бассейнами. Сколько раз до этого геологи произносили слова "водонефтяной контакт", даже не догадываясь о том глубочайшем философском смысле, который в них заложен. Да, шеф тогда говорил именно как философ и вместе с тем исследователь, умело использующий диалектический метод для раскрытия наиболее общих законов природы. И речь шла тогда не об отдельных бассейнах или районах, а о наиболее общих и объективных законах.