Конго Реквием
Шрифт:
Фила де Момпер сохранила детский тембр голоса. Это действовало тем пронзительней, что сейчас она воскрешала свои воспоминания девочки-подростка.
– А что такое «Лучезарный Город»? – спросил Эрван, доставая блокнот.
– Большой отель в Лонтано. Именно там проходили концерты, балы, банкеты. Отец так назвал его, намекая на строение Ле Корбюзье в Марселе. Он восторгался этим архитектором.
И снова его сон. Он был уверен, что видел этот отель в ночном кошмаре.
– Мне не позволяли пойти их послушать, – продолжала Фила, – но я все-таки была на одном или двух концертах. У Мэгги действительно
– У кого? – вздрогнул Эрван.
– У Мэгги де Креф. Солистки группы.
Девичья фамилия его матери. Ему пришлось напомнить себе, что его корни – в Лонтано. Выясни всю историю с самого начала.
– Вы помните, когда Грегуар появился в вашей жизни?
– В точности – нет. Мне было двенадцать. Вся моя семья была в трауре…
Эрван помнил все даты: Морван приехал в Катангу в мае семидесятого, через два месяца после убийства Магды.
– Мать хотела уехать, но отец никак не мог решиться: Лонтано был его детищем. Если городу суждено погибнуть, говорил он, тогда он умрет вместе с ним, как капитан корабля. Я только хорошо помню, как жизнь остановилась. Я больше не ходила в школу. Мне вообще запретили выходить из дому. Город был в огне и в крови.
Фила продолжила своим мультяшным голоском рассказывать про разруху кровавых лет. Эрван записывал – его мокрые от пота пальцы липли к страницам блокнота. Сальво устроился под зонтом – может, спал…
– Ваш отец… ну, он был согласен с тем, какие действия предпринимались против чернокожих?
Эрван изъяснялся с осторожностью – ведь он не знал, на чьей стороне Фила.
– Он сам руководил операциями. Можно сказать, что по черным он здорово прошелся, это да… В то время все были уверены, что убийца – колдун йомбе. Мой отец и его клика свалили всю вину на иммигрантов из Нижнего Конго. Но они довольно быстро утихомирились…
– Почему?
– Йомбе – охотники. Они организовали ополчение и пошли против белых с сетями и собаками. Обстановка была… наэлектризованной. Жертвы с обеих сторон.
Эрван вернулся к факту, который не вязался с остальными:
– Вы сказали, что Грегуару нравились «Саламандры», но, когда он приехал, группа уже не существовала, ведь так?
– Совсем не так. Это может показаться странным, но Мэгги заявила, что нельзя позволить себя запугать и они должны продолжать играть в память о погибших. Она нашла других музыкантов. А еще создала ассоциацию в защиту черных. Она была необыкновенная.
Он узнал одну из ипостасей матери: дерзкая хиппи, всегда в первых рядах крестового похода. И представлял себе атмосферу того времени: Peace & Love [22] , революция и косячки каждый вечер. Несмотря на царящий террор, «Саламандры» не сдавались.
– Мэгги и другие любили протестовать… хронически, – подтвердила Фила. – Они боролись против собственных корней, против рудников, против всех денег, заработанных за счет африканского народа. Для удовольствия, а главное – провокации ради, они даже спали с африканцами. Что доводило наших родителей до умоисступления… А я ими восхищалась. – Она протянула руку и взяла сигарету «Мальборо». – Вы курите?
22
Мир и любовь (англ.) – один из самых знаменитых лозунгов хиппи шестидесятых.
– Нет.
– Дайте мне огоньку.
Эрван взял со стола зажигалку. Фила выпустила длинную струю дыма, и ему показалось, что между горящей сигаретой и обжигающим воздухом существует та же тайная связь, какую он ощутил позавчера между пожаром в Сен-Франсуа-де-Саль и жаркой ночной духотой.
– В итоге, – вернулся к разговору Эрван, – Тьерри Фарабо вычислили, и обнаружилось, что он сам из Майомбе. Возможно ли, что он был как-то связан с вашими семьями?
– Нет. Это разные поколения.
– А его родители?
– Ни разу не слышала, чтобы кто-то о них говорил. Мотивы, которыми руководствовался Фарабо, исходили из другого мира.
Фила придерживалась официальной версии: инженер, инициированный фетишистами Центрального Конго, белый нганга [23] , которого свели с ума его собственные верования… бесполезно настаивать.
– Вернемся к Грегуару, – предложил он. – Еще одна деталь, которая не укладывается у меня в голове: если Магда умерла, у него не осталось причин так часто приходить к вам.
23
Нганга – колдун, целитель (в Конго).
– Я же сказала: Грегуар любил «Саламандр». – Она махнула в сторону сада. – Там, в глубине, было бунгало, где девушки продолжали играть. Он сидел на репетициях. Утверждал, что он нас охраняет.
Эрван наконец понял, что двигало Морваном:
– Именно в этот период он сблизился с Мэгги?
Еще одна чисто женская улыбка. Поблекшие губы почти сливались с бледной кожей. Ее лицо словно расплывалось за солнцезащитными очками, как привидение.
– Она была самой красивой… Они сразу друг другу понравились…
Эрван вместе с братом и сестрой вырос в семейном аду. Он был не готов – ну просто-таки совсем не готов – выслушивать историю о какой бы то ни было идиллии между его родителями.
– А вы не знаете, – перебил он, – ваши сестра и остальные… – он заколебался, по привычке осторожничая, – принимали наркотики?
Фила искренне расхохоталась, заметив деликатность полицейского.
– Они были под кайфом с утра до вечера. Это было частью игры.
– Какие наркотики?
– Марихуана, конечно, а еще таблетки и что-то вроде марок, которые они клали на язык…
Амфетамины, кислота: арсенал того времени.
– Вы знаете, где они их брали?
Фила покачала головой. Эрван подчеркнул последние слова, которые записал. В голове вертелась одна мысль: почему в городе, охваченном ужасом перед серийным убийцей и где шла гражданская война, эти девушки продолжали выходить из дому?
А теперь главный вопрос:
– Вы помните Катрин Фонтана?
– Катрин… ее все терпеть не могли.
Ответ заставил его подскочить. В лучшем случае он ожидал смутного воспоминания. В худшем – вообще никакой реакции. Катрин, француженка и медсестра, не соответствовала профилю «Саламандр».