Конго
Шрифт:
— Что так беспокоит Мунро? — спросил Эллиот. — Крокодилы?
— Нет, — ответил Кахега.
— Ущелье Рагора?
— Нет, — ответил Кахега.
— Тогда что же?
— То, что после ущелья, — сказал Кахега.
Как раз в этот момент они вошли в крутой изгиб и услышали нараставший с каждой секундой рев стремнины. Эллиот почувствовал, что лодки ускоряют ход; за их резиновыми планширями зажурчала вода.
Кахега крикнул:
— Крепче держитесь, доктор!
Лодки входили в ущелье.
Впоследствии Эллиот мог вспомнить лишь отдельные бессвязные картины, быстро, как в калейдоскопе, сменявшие друг друга:
Лодки несло так быстро, что красные отвесные ущелья, к которым лишь кое-где сумели прицепиться низкие зеленые кустики, сливались в сплошные полосы. Еще Эллиот запомнил горячий влажный воздух, обжигающе холодную грязную воду, которой их то и дело обдавало с головы до ног, и ослепительно белую пену, кипевшую возле валунов, похожих на черепа неведомых утопленников.
Все происходило слишком быстро.
За вздымавшимися порой гигантскими волнами грязной воды лодка Мунро терялась из виду. Непрестанный рев воды, усиленный многократным отражением от отвесных стен, придавал этому месту особенно мрачный колорит. В середине ущелья лучи предзакатного солнца уже не достигали узкой полосы темной воды, и лодки неслись вперед в мрачном пенящемся аду, то приближаясь к каменным скалам, то становясь боком к течению, то потом вдруг резко разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Крича и ругаясь, кикуйю только успевали отталкиваться короткими веслами от скал.
Привязанная к борту Эми по-прежнему лежала на спине, и Эллиот больше всего боялся, что она просто захлебнется — волна за волной то и дело перехлестывала за борт. Росс чувствовала себя не многим лучше и лишь тихонько причитала: «Боже мой, Боже мой, Боже мой». Скоро все промокли до нитки.
Но козни природы не ограничивались стремительностью водного потока.
Даже в самом сердце ущелья, прямо над кипящей водой, висели черные тучи москитов, которые сразу же накинулись на людей. Почему-то казалось невероятным, чтобы посреди этого ревущего хаоса могли существовать москиты, но это было именно так. В быстро сгущающихся сумерках людям на лодках, с головокружительной быстротой взлетавших на стоячие волны и падавших с них, с одинаковой энергией приходилось вычерпывать воду и бить на себе москитов.
А потом река вдруг стала шире, грязная вода успокоилась, а стены ущелья раздвинулись. Рагора снова превратилась в безобидную, спокойную реку.
Измученный Эллиот прислонился спиной к борту, снова под резиновым дном лодки тихонько зажурчала вода, снова на лицо Эллиоту упали лучи низкого солнца.
— Прошли, — облегченно вздохнул он.
— Пока прошли, — отозвался Кахега. — Но у нас, кикуйю, говорят: никто не уходит из жизни живым. Не расслабляйтесь, доктора.
— Почему-то я склонна ему верить, — устало проговорила Росс.
Лодки еще около часа медленно скользили вниз по Рагоре. Скалистые берега отступали все дальше, становились все ниже, пока наконец путники снова не оказались среди равнинного африканского тропического леса.
Казалось, ущелья Рагора никогда и не было; здесь река, отливая тусклым золотом в лучах заходящего солнца, широко разлилась по равнине.
Эллиот стянул промокшую рубашку и надел пуловер — к вечеру заметно похолодало. У его ног похрапывала Эми; чтобы горилла не простудилась, Эллиот накрыл ее одеялом. Проверив передатчик, Росс с радостью убедилась, что электроника выдержала испытание. К тому
— А это для чего? — спросил Эллиот.
— Кибоко, — ответил Кахега. — Я не знаю английского слова. — Он крикнул:
— Мзее! Нини маана кибоко?
Сидевший в первой лодке Мунро обернулся:
— Бегемот, — сказал он.
— Бегемот, — повторил Кахега.
— Они опасны? — спросил Эллиот.
— Говорят, по ночам не опасны, — ответил Кахега. — Но что до меня, думаю, что лучше не встречаться с ними никогда.
Двадцатое столетие, ставшее веком наиболее интенсивного изучения дикой природы, опрокинуло многие привычные представления о животных. Оказалось, например, что среди таких мирных, кротких существ, как олени, царят самые безжалостные и отвратительные законы, а слывущий воплощением всех пороков волк предан семье и может считаться образцовым отцом. Точно так же был низвергнут с пьедестала гордый царь зверей африканский лев, на поверку оказавшийся ничтожным падальщиком, тогда как всеми презираемая гиена, напротив, повысила свою репутацию. (Натуралисты и охотники издавна наблюдали по утрам одну и ту же сцену: львы разрывают жертву, а падальщики-гиены кружат неподалеку, терпеливо дожидаясь своей очереди.
Лишь после того, как ученые стали следить за животными по ночам, выяснилось, что на самом деле жертву убивают гиены; позже появляются нахальные, ленивые львы и отгоняют их. Результатом и является та типичная картина, которую обычно видят люди на рассвете. Одновременно выяснилось и другое: львы — негодные охотники; они во многих отношениях непостоянны и коварны, в то время как у гиен наблюдается нечто вроде социальных отношений. Подобное сопоставление наглядно показывает типичные заблуждения человека при оценке сложных взаимосвязей в животном мире.) Но бегемоты и в двадцатом веке оставались плохо изученным видом.
Названные еще Геродотом «речными лошадьми» (гиппопотамами), они являются самыми крупными — после слонов — наземными животными, но изучение в естественной среде затрудняет их привычка лежать в воде, выставив над поверхностью лишь глаза и ноздри. Известно, что держатся они стадом, что вожаком их является самец, а всего в стаде бывает от восьми до четырнадцати особей: несколько самок (гарем) и их потомство.
Эти тучные и на первый взгляд смешные животные необычайно сильны и агрессивны. Взрослый бегемот-самец — это огромное существо около четырнадцати футов в длину и массой до десяти тысяч фунтов. Нападая, он развивает невероятную для такого крупного животного скорость, а его четыре клыка, тупые и короткие с виду, на самом деле имеют острые, как бритва, грани. При атаке бегемот не кусает, а бьет наотмашь гигантской раскрытой пастью и разрезает противника клыками. В отличие от большинства других животных битва между самцами-бегемотами часто заканчивается гибелью одного из них — от глубоких резаных ран. Турниры между двумя бегемотами начисто лишены рыцарства.
Для человека бегемоты представляют довольно серьезную опасность. В долинах рек, где обитают эти животные, от них погибает столько же туземцев, сколько от слонов и хищников семейства кошачьих, вместе взятых.
Будучи травоядными, бегемоты пожирают огромное количество травы. Особенно опасен пасущийся ночью бегемот — увернуться от испуганного гиганта, несущегося, чтобы снова окунуться в свою реку, почти невозможно.
Вместе с тем бегемоты играют большую роль в экосистеме африканских рек.