Конклав Бессмертных. Проба сил
Шрифт:
Артем устало прикрыл глаза, пообещав себе хорошенько все обдумать. Только позже, когда пройдет проклятая боль и к нему вернутся силы.
Глава 2
Битва в Руинах
Посольство к Волкову обернулось для Артема массой непредвиденных проблем. Если раны телесные стараниями Георгия успели затянуться, то раны душевные способно было исцелить лишь время.
Он впервые убивал со столь пугающей внутренней готовностью. Не случайно, не захлебываясь от ярости или потеряв голову от страха, а вот так, холодно и отстраненно, задавшись целью изничтожить врагов. Умом понимая невозможность иного исхода, сердцем принимать случившееся не желал. Погано это все и мерзко. Днем легко найти способ отвлечься от тяжелых мыслей, зато ночью затаенные страхи прорывались в виде кошмаров.
Он снова выходил на улицу, где его ждали аборигены. Иногда все пятеро, иногда один вооруженный кинжалом вожак. Но исход драки был другим. Вновь и вновь дикари брали над ним верх, забивая до смерти деревянными мечами или закалывая ножом, а то и вовсе вдруг оборачивались красными скорпионами и насаживали на длинные жала. Артем начинал видеть себя со стороны, лежащим в потемневшей от крови траве, а над ним уже вились хищные твари с жадными хоботками. Ждущие момента, чтобы наброситься и пожрать душу… На этом месте Артем всегда просыпался, задыхаясь от страха и почти реальной боли. Кошмары, отравившие сны сосновчан перед самым Переносом, изматывали меньше.
Видящий дурные сны Сноходец… Ситуация где-то даже забавная, но от того не менее неприятная. Как оказалось, затрагивала она не только его одного.
Соседи пришли на третий день. Артем не успел прийти в себя после череды мрачных видений, как в дверь требовательно забарабанили. Хотя нет, насчет требовательно он зря. Последние дни по базе, не иначе как стараниями Захара, поползли слухи о его подвигах, так что определенное уважение Артем заработал. Местный народ успел хлебнуть лиха и портить отношения с победителем потустороннего монстра без веской причины не станет. Не из страха, а так, на всякий случай.
У входа стояла целая делегация: оборотень с пятого, парочка неизвестных парней и местная знаменитость – главный охотник базы Лариса Болдырева.
– Какого черта? – спросил Артем, сонно щурясь.
– Здравствуй, Артем, – начала Лариса тоном строгой учительницы. – Правда, доброе утро не говорю. Для всего подъезда оно который день уже недоброе.
– И что так? – начал закипать Артем, подозревая неладное.
– Парень, ты погоди. Не спеши. Дай женщине сказать, – прогудел оборотень.
– Спасибо, Паша, – поблагодарила охотница. – Так вот, у каждого из нас бывают проблемы. Серьезные или не очень. Но редко, когда они не просто беспокоят остальных, а напрочь отравляют им жизнь. Ты со мной согласен?
– Не очень понимаю, к чему вы клоните…
– К тому, – сказала Лариса, поджав губы, – что мы устали от ночных кошмаров. Каждый раз все видим одно и то же – твою гибель. Согласись, не самое приятное зрелище. Потому мы бы попросили оградить нас от твоих снов. Понимаю, просьба звучит странно, но…
– Короче, парень, ты – Сноходец, тебе и карты в руки. Колдуй, шамань, но избавь меня от этого дерьма! – рявкнул оборотень и виновато посмотрел на охотницу: – Извините.
Они правы, и говорить нечего, но Артем едва не взорвался от злости. Он сам готов отдать что угодно, лишь бы вернуть себе спокойствие и без этих упреков. Сдержаться и не вспылить стоило ему больших трудов.
Соседи потоптались, потоптались и ушли. Один оборотень задержался и перед уходом буркнул:
– Ты бы это… Кардинала спросил, если сам не справляешься. Он подскажет.
– Я подумаю… – скривился Артем, мысленно посылая советчика в болото.
Оставшись, наконец, один, он никак не мог успокоиться. Долго мерил шагами кухню, бормоча под нос ругательства. Предложение насчет Дымова дельное, слов нет, но и неприязнь к этому безжалостному ублюдку тоже никуда не делась. Как он ни старался, но простить командира не мог. Понимать понимал, а вот простить – никогда! Жаль только, своих идей, кроме как «подождать, пока само все успокоится», у него не было. А значит, идти на поклон к Кардиналу придется. И чем раньше, тем лучше…
Он впервые собирался явиться к командиру по своему почину, без вызова, и от необычности ситуации испытывал легкий мандраж. Реакция Кардинала может быть самой непредсказуемой, а второй раз проваливаться на дно Изнанки Артем не хотел. Не готов он пока к таким испытаниям.
Осторожно постучав и не дожидаясь ответа, Артем потянул дверь на себя. Открыто. Удивленно хмыкнув, вошел внутрь. Совсем командир расслабился, на замок уже ленится закрыть.
Раньше в квартире напротив жил телохранитель Хмурого, но после захвата Башни каждый Меченый стал на счету. Оборотню нашлось дело поважней, а нормальным людям Кардинал не доверял. Пожелай кто-нибудь напасть на него, командиру придется надеяться только на себя.
– Можно войти? – негромко спросил Артем. – Командир?!
Потоптавшись в прихожей, он мысленно чертыхнулся и начал по очереди обходить комнаты.
Дымов обнаружился в спальне. Лежал на спине, закрыв глаза и прижав ко лбу медальон, обычно висящий у него на шее. На полу у самой кровати валялась тетрадь с зарисовками Артема. О многом уже догадываясь, он сосредоточился и сразу услышал песнь Изнанки. Кардинал работал с иной реальностью, как-то используя необычное украшение.
Неужели секрет могущества кроется в невзрачной безделушке? Тогда вещь эта в хозяйстве любого Сноходца явно небесполезная. Осталось выяснить, что она такое: хранилище знаний, устройство связи или некий пульт управления, а там видно будет. Глядишь, удастся и для себя ее как-нибудь приспособить. Лазовский торжествующе усмехнулся.
А может, взять и прирезать Кардинала безо всяких затей? Пока лежит беспомощный, целиком сосредоточившись на ритуале. Подойти, воткнуть нож, а потом уйти тихонечко, пока никто не видел.
От нарисованной в сознании картинки Артема замутило. Нет, до такой подлости он не опустится. Зачем превращать противостояние с Кардиналом в обычную поножовщину. Ему нужна победа, а не убийство. Чтобы в глазах Дымова он увидел потрясение и, если не страх, то хотя бы уважение… Пусть глупо и чересчур идеалистично, но лучше так, чем марать руки кровью беззащитной жертвы. Кардинал был прав, когда говорил, будто в нем слишком многое от романтика.