Консорциум. Книга вторая. Переписать судьбу
Шрифт:
На крыше пансионата стояли резные статуи, изображавшие разные картины из ветхого и нового заветов. Я подобное никогда не ценил и относился с долей скептицизма, но никогда не сомневался в вере других и не пытался их переубедить или заставить разуверить. Вера — дело личное и каждого отдельно.
За зданием находился обширный участок с беседками, небольшими садиками с ручейками, озерцами и прочим, что легко можно было отнести в категорию «ландшафтный дизайн».
Весь пансионат создавался внешне только для того, чтобы создавать эффект спокойствия и благополучия.
Внутри же все было кардинально другим. Спортивные залы. Массажные кабинеты. И прочее, прочее, прочее. Все для людей от людей.
Мы вошли внутрь и ко мне тут же подбежала молодая девушка, которая дружелюбно улыбалась и была запахнута в белый халатик.
— Добро пожаловать! — промурлыкала девушка на французском. — Я могу чем-нибудь вам помочь?
— Меня зовут Виктор Вайс и я хотел бы посетить свою подопечную, — произнес я и тут же увидел удивление в глазах девушки. Она просто пожирала меня взглядом. Скорее всего, еще одна девочка, которая очень хочет найти богатенького папочку и жить без забот. А здесь еще и появлюсь я, человек, который вложил достаточно большую часть денег в строительство этого самого пансионата. — Я могу увидеть Жюли Крэттоф?
— Да, конечно, господин Вайс, — тут же защебетала «охотница». — Она сейчас на прогулке в садах. Я провожу вас, — и только сейчас она заметила Малого, который ничерта не понимал из нашего с ней разговора, — и вашего спутника.
— Не стоит. Я и сам прекрасно знаю дорогу.
Мои слова тут же отозвались эмоцией на лице девушки. Смятение и разочарование. Но лишь на секунду, а затем вновь улыбка, но сейчас уже натянутая, словно маска.
— Господин Вайс, если у вас будут вопросы — обращайтесь!
— Всенепременно, — отозвался я и зашагал к заднему выходу, ведущему в сады. Малой следовал за мной.
В саду Малой задержался еще на какое-то время, разглядывая чудеса, которые сотворил дизайнер. Я лишь мельком обратил внимание на трель какой-то птицы, сидящей на карнизе. Но только я на нее глянул, как она скрылась за зданием пансионата. Отчего-то все, что меня окружало — начинало меня раздражать. Стало противно, что я вложил свои деньги во все эту «красоту».
Но все мои негативные мысли тут же были развеяны, как только я увидел ее. Жюли. Уже старушка, сидящая в кресле. Ноги скрыты под пледом, а ручки лежат на нем. Глаза прикрыты и, кажется, она спит. Даже тревожить ее, как-то не хочется. Можно просто сидеть рядом и смотреть, как спит старушка, боле не знавшая невзгод.
Но как только я сел напротив нее, на скамейку, ее веки разомкнулись, и она глянула сначала на меня, а после на Малого. Вернула взгляд на меня и улыбнулась, но как-то устало что ли.
— Виктор, — произнесла своим дрожащим голосом, хотя в молодости он был у нее таким звонким и задорным. Но время берет свое. — Ты пришел, мой друг. А я вот сидела и ждала тебя.
Она улыбнулась вновь, и усталость с ее лица как рукой сняло, а в глазах появился детский беззаботный и до одури счастливый огонек.
— Почему тебя так долго не было? — а вот в ее голосе появились нотки обиды, но столь мимолетные, что их можно было и не заметить.
Даже в свои пятьдесят девять лет Жюли была красавицей. Кожа гладкая с лишь небольшим намеком на морщины. Волосы, правда, поседели, но даже среди белых волосков появлялись все те же каштановые.
— Извини, — говорю я и беру ее руки в свои. — Был занят на работе.
И вновь улыбка. Она аккуратно достает свою ручку и тянется к вороту своего свитера, — утро выдалось прохладным, — и потянула за цепочку, что висела на шее. И совсем скоро в ее руке появилась фигурка пса, которую я ей передал пару лет назад.
— Ты искал этих милых зверушек? — голос у нее такой невинный, что тут просто нельзя ответить ложью. Детям нельзя врать, а ведь она именно ребенком и была. Возможно, тело ее и было старо, но разум, пусть и воспаленный травмой, — это был разум ребенка.
— Да, именно их и искал.
Она сжимает фигурку пса и что-то видит. Я не могу знать, что именно, но догадываюсь, что она смотрит мое прошлое. Со способностью пса я был знаком и прекрасно понимал, что так Жюли могла узнать намного больше, чем получить, просто пребывая каждое утро в этом кресле в саду. С фигуркой пса она оживала. По-своему, но оживала.
Хотя у предмета была своя цена. Жюли совсем забыла английский и всю свою жизнь в США, до инцидента с вирусом «Армагеддон». И я был готов заплатить такую цену, если ей стало легче в чем-то другом, и это было именно так. Она стала запоминать какие-то события из жизни пансионата. Вспоминала книги, которые прочла за свою жизнь и многое другое. Но совсем скоро, мне придется вернуть ее к забытию.
Мне еще предстоит извиниться перед Жюли, но ведь это все ради Элизабет. Жюли должна это понять. Нет, она обязательно поймет и скажет: «Иди! Она тебя ждет!»
Долгое время мы сидели вместе, и она рассказывала мне разные истории. О соседке, которая в молодости была талантливой актрисой. О докторе Перье, который назначил ей очередную процедуру. О том старичке, что живет в палате «248» и вот в данный момент пытается пробежать кружок вокруг небольшого футбольного поля. Он присылал ей цветочек.
Как мне не хватало этих, с одной стороны, глупых историй, а с другой — таких жизненных. Не хватало Жюли, вечно рассуждающей обо всем, что ее окружало и этом взгляде, который всегда направлен в небо, чтобы увидеть солнце и понять, что даже этот день прожит не зря. Эта не ясная мне старческая философия жизни, которая кажется такой медлительной, но с возрастом появляется другой термин: «рассудительной».
Малой же нас почти не слушал, да он нас и не понимал, поэтому он внимательно читал какую-то книгу, которую на всякий случай захватил с собой. Да и Жюли до него не было никакого интереса. К ней вновь приехал я и это был повод праздновать. Нет, не так, как представили бы многие. Праздновать можно и в душе. Тихо, чтобы никто не мог услышать, но так радостно, что улыбка даже при явном усилии не сползет с твоего лица. Именно такой и была Жюли. Даже в старости и с болезнью, она оставалась живой!