Конспираторы
Шрифт:
Они были испуганы, они извинялись! Обычно их рисуют монстрами-мордоворотами. Но главный был маленький, щуплый, жалкий, похожий то ли на зачуханного воробья, то ли на выпавшего из гнезда вороненка. Он полчаса уговаривал меня «понять их» и не продолжать «шуметь».
– Ну Пал Витальевич, зачем поднимать такой скандал?! Мы же все русские, мы заодно, мы все хотим стране самого лучшего! Мы ведь все за вас, но у нас есть начальство, они – сумасшедшие… Они нас заставляют. Если б не они, мы б ничего такого не сделали, поймите… Мы – прогрессивные люди!
В последнее время у них был вечный сюжет: мы с вами и за вас, но над нами старперы – полковники и генералы, проклятые сталинисты,
Тут я, как говорится, взорвался – других слов не найти:
– А кто взломал мою квартиру топором?! У вас что, нет других инструментов! Вы вломились в квартиру без ордера, взяли моих друзей-эмигрантов, Бориса Миллера и Наташу, посадили их в машину с автоматчиками и выслали из страны! Это как называется?!
– Это был не взлом квартиры, а оперативное вскрытие – тихо сказал некто, юридически подкованный. Потом во всех ответах прокуратуры звучал именно этот термин.
– Оперативное вскрытие?! Которое длилось чуть ли не час, при свидетелях!
Они опять начали блеять нечто невнятное… Что руководил операцией полковник по кличке Петров, а ему приказали сверху. Мы тут не при чем – подневольные люди! Эта болтовня продолжалась долго. В конце концов, я не выдержал, сказал, что подаю на них в прокуратуру и ушел с диктофоном в кармане. Да еще хлопнул дверью. Дискуссия закончилась.
Но они отомстили.
Теперь спорить было некогда. Фотокопировальные машины, даже у тех, кто ими обладал, ломались по необъяснимым причинам. Мы мгновенно зарегистрировались, получили штампы в паспорта у пограничников и вскочили в абсолютно пустой автобус-челнок, ожидавший исключительно нас. В наполовину заполненном самолете подмерзшие пассажиры пялились на нас как на инопланетян – с изумлением, испугом или раздражением. Двигатели не включали – экономили топливо. В салоне было холодно. Рейс в сказочную Лютецию задержали больше чем на сорок минут.
Сейчас это кажется интригующим приключением, но тогда было не до смеха. Когда спокойная размеренная жизнь превращается, в отличие от захватывающих книг, в историю с ускоряющимся сюжетом, это не всегда приносит радость.
Мы тотчас же закурили, я достал фляжку паленого коньяка (другого в те времена не было) и стал мелкими глотками прихлебывать. Боже, прекрасные времена, когда в самолете можно было делать что угодно! Провозить алкоголь в любых количествах, выпивать, курить… Я вспоминал вчерашние проводы – друзья и знакомые приносили письма, подарки, бандероли, в те годы было принято провожать отъезжавших (Дина сказала: «я видела сон, вы больше не вернетесь»).
Чуть позднее, на взлете, когда лайнер загудел и стал отрываться от земли, меня пронзило насквозь – мы больше не вернемся! На дворе свобода, glasnost и perestroika – но мы бежали, как бегут из зачумленного города – голодного, разрушающегося, безнадежного, где мы прожили больше тридцати лет. И тут же подумал: все на месте! Они почти ничего не нашли!
Страшно вспомнить – как давно это было! А кажется все происходило вчера.
Мы летели из ниоткуда в никуда, – что ожидало нас впереди? Коньяк подействовал, я не выспался и настолько устал, что чувствовал себя мертвым. Все было похоже на сон.
Бесшумный эскалатор тащил нас вместе с разноязычной толпой под прозрачным куполом Руасси, тогда очаровывавший своей необычностью – последний писк постмодерна: прозрачный купол над бегущими черными змеями. Я инстинктивно обернулся, но зря: в такой толпе разглядеть никого невозможно, да и вряд ли кто-то из них мог здесь оказаться…
Сквозь прозрачную стену в зале ожидания мы увидели сначала седовласую бородатую голову Бориса, потом черноволосую Наташу в короткой шубке и – что совершенно неожиданно – маленького Андрея по прозвищу «карапузик», и незабвенного Сержа Бланше.
Объятия, слезы, поцелуи – по Наташиным глазам я понял: они очень переживали – выпустят ли нас? Помню, они еще держали какой-то смешной плакат «За вашу и нашу свободу!» или что-то вроде того. Борис шепотом спросил: «Все на месте?» «Да, только два письма забрали». «Какие?» Я объяснил. «Это ладно», – облегченно вздохнул он. За месяц он похудел как минимум на десять кило – у него был конфликт во Франкфурте, ему попало за самодеятельность.
Скоростное метро RER (такси было роскошью), пересадка на Шатле, еще одна пересадка на Монпарнасе, родное метро Вожирар, мы оставляем вещи на улице Blomet,125 bis в своей комнате, и Борис, как всегда, говорит: «Ну что, идем к китайцам?..» Разумеется, до боли знакомый китайский ресторан на маленькой круглой площади в пяти минутах от дома, рядом с мэрией 15-го аррондисмана. Нам подавали китайскую водку в крошечных пиалах, в которых после того, как выпьешь, на дне проступала обнаженная китаянка. Какие-то китайские супы, утка с лапшой, экзотическая рыба и в конце облитые саке горящие бананы. Нам, как постоянным клиентам, подавала хозяйка – китаянка, сбежавшая от коммунистов, невероятно любезная, но в чем-то похожая на мафиози мадам Вонг из американского триллера. Я мало ел, прихлебывал «бургундское», чтобы хоть как-то прийти в себя и начать рассказывать. Потом набросился на еду, после полуголодного Ленинграда это был настоящий пир! Мы попали в сверкающий, самодовольный, сытый, предрождественский Париж, где счастья хватит на всех!
Мы не виделись полтора месяца и, наконец, перебивая друг друга, обрушили друг на друга бездну вестей.
Итак, что произошло в Ленинграде!?.. Мы обсуждали их недавнюю высылку из Северной столицы. Борис рассказывал одно, Наташа другое, я – что-то третье…
Седобородый, породистый Борис, полноватый, невероятно обаятельный (эмигрант первой волны виден сразу), рассказывал своим густым баритоном. Наташа – черноглазая, черноволосая, беспрерывно курившая «Житан» без фильтра – вставляла с легким французским акцентом свои поправки: «Нет, Борис, это было не так! Ты забыл!.. Ну что ты говоришь чушь!.. Таня Баладзе появилась гораздо позднее. А полковник Петров со своими уже стоял на лестнице!»
– Совсем не так, Наташа, – говорил Борис. – Люди из органов появились раньше, а потом возникли журналисты…
– Нет, Борис, они появились одновременно!
– Но взламывать дверь они начали раньше, Наташа! Когда еще никого не было! Телефон был отключен!
Устав от споров, я вышел на площадь и вдруг почувствовал ауру ласкового, сладостного, головокружительного, обманчивого воздуха Парижа, который может обрушиться на тебя внезапно, даже в начале декабря, когда градусник вдруг подскакивает до +14-ти. Радость, ощущение абсолютной свободы, когда ранним вечером ты выходишь на маленькую площадь в 15-м округе, с 3–4-этажными (пять-шесть – это редкость, современная достройка) домишками, где до сих пор живет много потомков «белых русских», вдыхаешь воздух полной грудью, и у тебя начинается кружится голова.