Конспирология
Шрифт:
Жесткость и радикальность действий террористов, обнаружившаяся беспомощность системы безопасности США, решительность и масштаб всей операций, казалось бы, недвусмысленно указывали: полюс «бедного юга» бросает вызов полюсу «богатого севра» всерьез и основательно — как основательно само название «Аль-Каеда», по-арабски «Основа».
Вместе с тем, столь масштабная операция, как совершенный грандиозный теракт, имела бы смысл только в том случае, если бы у террористов был готов продуманный и обеспеченный стратегически план дальнейших действий. Иначе (если остальные элементы военной компании против «богатого севера» были бы неподготовлены) начинать так дерзко и жестоко, масштабно и зрелищно было бы просто бессмысленно.
На несколько месяцев после 11 сентября 2001 года мир замер в ожидании начала глобальной войны. В этот начальный период должно было проясниться главное: имеем ли мы дело с чем-то реальным и реально ужасным, с первым аккордом нового драматического витка всемирной истории, или это просто очередная (хотя и грандиозная по масштабам) манипуляция, постановка, подделка?
Кровавая инсценировка
Сегодня, спустя год, с полной уверенностью можно сказать, что финальная битва не состоялась. Весь ход дальнейших событий — американская операция в Афганистане, поражение талибов и т. д., — показал, что трагедия в Нью-Йорке была не началом войны «бедного юга» против «богатого севера», но чем-то совершено иным. В чем же состоял смысл такой кровавой инсценировки?
Начнем с предполагаемых авторов терактов — Бин-Ладана и представителей радикального ислама. С самого начала и он сам и весь спектр радикального исламизма, которому была инкриминирована вина за произошедшее, вызывали множество вопрос. Дело в том, что радикальный исламизм, влючая «Аль-Каеду» Бин Ладена, был ничем иным, как послушным инструментом геополитических операций США и стран НАТО в исламском мире, и особенно в Афганистане — инструментом, созданным и оснащенный для отстаивания американских интересов: противодействия влиянию СССР и исламских режимов социалистической ориентации. Сети исламистов арабского мира, Пакистана и Афганистана не просто курировались США, но создавались и развивались именно как ответвление системы ЦРУ, что объясняет и финансовую поддержку, и свободные визы во все европейские страны и США, и боевую подготовку и оснащение (это дело рук американских инструкторов). Режим талибов, поддерживаемый дружественным США, Пакистаном и признанной верным союзником США на Ближнем Востоке Саудовской Аравией, особенных нареканий со стороны США никогда не вызывал: напротив, он был очень полезен для создания напряжения в Центральной Азии, постоянно держа в напряжении Россию и Иран, которые, по очевидной геополитической логике, поддерживали совместно антиталибский «Северный Альянс». Трудно себе представить, что полностью подконтрольная США политико-террористическая структура столь резко поменяла ориентацию и бросила вызов своему хозяину, которому она обязана всем — деньгами, оружием, политической поддержкой.
Конечно, радикальный исламизм существует и имеет некоторое распространение в исламском мире. Но его геополитический масштаб довольно ограничен. Это не более, чем настроение и ориентация, но никак не консолидированная и организованная структура. В большинстве исламских стран организации радикальных исламистов вообще находятся на нелегальном положении. Более того, эти группировки довольно разобщены и рассеяны. Внутренним потенциалом для организации обладают только те из них, которые опираются на конкретный и довольно устойчивый политический режим. Такой случай мы видим лишь в шиитской версии исламизма — ливанской «Хезболла», которая содержится за счет Ирана, но шиитская ориентация резко сокращает потенциал влияния этой группы в исламском мире.
Большинство радикально исламистских групп придерживаются суннизма. Религиозно они вдохновляются учением саудовских ваххабитов, египетских «братьев-мусульман» (запрещены в Египте и большинстве арабских стран), крайних пакистанских сект — таких как «Таблиг», давших начало афганскому движению «Талибан». Но геополитически эти структуры не имеют консолидированных интересов в континентальном, а тем более планетарном масштабе. Более того, страны с наиболее радикальными суннитскими религиозными режимами, теоретически способными служить для террористов некоторой опорой, являются в политическом плане ближайшими союзниками США, их региональными сателлитами в стратегическом смысле. Дееспособность же этих групп проявляется только тогда, когда в дело вступает дополнительный организационный, военный и финансовый ресурс — ресурс спецслужб Запада (в первую очередь, Англии и США).
Таким образом, радикальный исламизм представляет собой весьма локальное явление, маргинальное не только в общечеловеческом масштабе или, уже, в масштабе «бедного юга», но и в самом исламе, где они занимают довольно периферийное место.
Следует учитывать и одно психологическое обстоятельство: террористические организации исламистского толка могут действовать эффективно только в определенных условиях Третьего мира или малоцивилизованных ареалов: им необходимы дикие места, моральная поддержка местного населения, исламское окружение, широкий оперативный простор. В определенных случаях террор может основываться на психологическом порыве экзальтированных решившихся на крайность фанатичных личностей, действующих в экстремальной обстановке с опорой в основном на личные усилия. Подготовка серьезных и технологически емких операций на территории «западного мира» совершенно не вяжется с психологическим, организационным и технологическим состоянием исламских террористических групп.
Итак, чтобы бросать вызов полюсу глобализма США и начинать гражданскую войну планетарного масштаба, эти силы явно неадекватны.
Даже с большой натяжкой нельзя воспринять их в качестве авангардного отряда тех реальных геополитических сил, которым однополярный американоцентричный глобализм и «новый мировой порядок», действительно, не сулит ничего хорошего. Гораздо больше они годятся в роли жупела, которым США удобно пугать всех остальных и под этим предлогом укреплять свою реальную доминацию.
Итак, мы приходим к выводу, что события 11 сентября 2002 были своего рода провокационным пародированием начала глобального конфликта, устроенным, чтобы протестировать реакции основных действующих в мировой политике сил на «театральную» и явно преждевременную инсценировку того, что по самой логике событий когда-то может случиться необратимо и всерьез.
Если бы Бин Ладен на самом деле действовал от имени тех, кому жизненно неприемлем глобализм, — а это включает и Объединенную Европу, и Россию, и Китай, и Индию, и Иран, и исламские страны, и многих других, — то он просто не совершал бы того, что ему инкриминируется. Или, по крайней мере, он никогда не сделал бы этого одиннадцатого сентября 2001 года в Нью-Йорке.
Теракт такого масштаба — если бы он был началом планетарного конфликта, а не инсценировкой этого начала, должен был сопровождаться целой последовательностью действий, разворачивающихся на всех уровнях — политическом, дипломатическом, экономическом, культурном, стратегическом, геополитическом. Но в нашем случае, ничего подобного не последовало. Совершенный теракт остался изолированным фактом.
Действуя всерьез, террористы продолжили бы цепь терактов, подготовили бы политические шаги в исламских странах, продумали бы стратегию поведения радикальных исламских общин в Европе, США, России и других странах. В ответ на начало операции «Возмездие» в Афганистане они вполне могли бы отравить питьевую воду в Чикаго или Бостоне, взорвать метрополитен в Париже, Лондоне или Москве.
Но на практике никаких действий, сопоставимых с первым актом, не последовало: не последовало вообще ничего. Террористы как бы выполнили свое дело и растворились. Истории с «белым порошком» лишь жалкая попытка прикрыть явную неадекватность террористов, в один день осуществляющих грандиозное действо, а потом вдруг не способных продолжить его даже в более скромных пропорциях.
К этой несуразности добавляется новая, указывающая на однозначный характер инсценировки. Если бы теракты отражали геополитические интересы тех сил, которые заинтересованы в том, чтобы на самом деле ограничить американскую гегемонию, то мы стали бы свидетелями продуманной системы шагов с их стороны, которая, даже не складываясь в единую международную платформу, отражала бы региональные интересы.