Константин Чирков. Избранный духами стихий
Шрифт:
Об отце можно рассказывать и писать долго и много… Это мой самый близкий и дорогой человек. Я помню его любящим отцом, человеком с ясным, проницательным, дальновидным умом, предсказателем и целителем-ойууном.
В годы установления новой власти на отца был навешан ярлык шамана-шарлатана, жулика, обманщика народа, а на нас, его детей, – «дети шамана-шарлатана» (ойуун о?олоро, ойуун кыы?а, ойуун уола диэн), «дети врага советской власти». И это клеймо сопровождало его до последних лет жизни и тяготило нас всех. Когда отца признали противником советской власти, ее идеологии, нашу семью раскулачили и конфисковали имущество и хозяйство. Отца, как ойууна, антисоветчика, обвинили в жульничестве и обмане, задержали и доставили в г. Якутск. Его костюм ойууна и атрибуты были изъяты
Не только я помню отца как человека большой и доброй души. Действительно, он выполнял свое предназначение ойууна. Из уст в уста передаются рассказы и легенды о его искусстве, исцелениях, доброте, предсказаниях и видениях. Люди его любили и относились с глубоким уважением и почтением, обращались за помощью. И для тех, кто его знал, он навсегда останется человеком с открытым добрым сердцем, понимающим их боль и страдания, горе и утраты. Люди помнят его как целителя-ясновидца, костоправа, акушера, предсказателя судеб, человека, хорошо знавшего природные явления и обладавшего большой магической силой, связанной с самой природой.
До настоящего времени каждый, кто знал отца, приходит к месту, где покоится его тело, и общается с ним как с живым. По старому обычаю разжигают костер, приносят ему дары. Сидят часами, пьют чай и ведут разговор: одни делятся своими воспоминаниями, другие рассказывают о болезнях, утратах жизни. После берут щепотку земли для облегчения и исцеления от своих недугов. Каждый уходит одухотворенным, с чувством очищения, облегчения души и тела.
Отец жил в очень тяжелых условиях. Жил в тот период, когда шаманизм был окутан покровом мистики, недоверия и предвзятости. За ним следили, накладывали запреты на его деятельность. Так продолжалось до последних дней его жизни. Бывало и так: приходили больные к отцу, а на дверях вывеска, запрещающая им являться. Рассылали письма с запретом на приезд больных. Но, несмотря ни на что, страждущие верили в исцеляющую силу ойууна. На костылях, глухие, немые, зрячие и незрячие приезжали из всех близлежащих районов. Такое паломничество продолжалось до самой смерти отца.
Ко всему происходящему отец относился абсолютно спокойно и никого не обвинял, не укорял ни в чем. Только говорил: «Придет время, и станут проявлять большой интерес к нашему искусству. Но тогда нас, ойуунов, на земле будет мало, а таких, как мы, не найдут вовсе».
Я восхищалась и завидовала его спокойствию, терпению, благосклонности и добродушию. Он ограждал меня от неприятностей (в то время и мне доставалось как дочери врага советской власти). Я тогда работала хирургом и исполняющей обязанности главного врача района, и из-за шаманского происхождения руководство района долго не утверждало меня в должности главного врача. Меня обвиняли в том, что я якобы снабжаю отца медикаментами и тем самым поощряю шарлатанство и обман больных и народа в целом. А отец не нуждался в моих таблетках и порошках.
Помню, как больные в то время тайком от властей добирались до отца, как их возвращали, так и не встретившихся с ним, прямо с аэродромной площадки. Помню, как писали на отца доносы. Даже когда он болел, представители РОВД не оставляли его в покое. Под таким давлением отец не смог реализовать все свои таланты и покинул нас.
Ходит много легенд об отце, его детстве. Я засиживалась до ночи и слушала эти рассказы, раскрыв рот. Говорили, что в детстве он играл с невидимками, которые дарили ему ожерелья из неспелых ягод. Услышав это, мы взяли тайком из котомки бабушки катушку ниток и ушли в лес. Собрали диких неспелых ягод и, нанизав на нитку, смастерили ожерелья. Украсили ими себя, потом стали отбирать друг у друга и рассыпали. Увидев это, бабушка наказала меня, сказала, что напоминаю маленького домового, с которым играл мой отец.
Со слов старшей сестры отца, в детстве он был малоподвижным, неразговорчивым ребенком. Любил гулять в одиночестве. Показывал различные чудеса: то мышь достанет из уха, то птичек выпустит из носовых ходов, то червей. Любил играть с детьми в жмурки и бесследно исчезал из круга, из-за чего доставалось старшим детям. Бабушка эти моменты хорошо помнила и рассказывала о них с большой любовью.
Когда он исчезал, родители вначале очень беспокоились. Он уходил и приходил совершенно незаметно. Мать следила за ним, пыталась удержать, но это ей не удавалось. Вечером его укладывали спать, а через некоторое время он незаметно исчезал из дома. Мог уйти из закрытого помещения. К утру обычно возвращался, и его находили спящим на своем месте. Он мог пропасть в любое время суток. На вопрос, где он был и с кем, не говорил ни слова, отмалчивался. Мать и отец, поняв, что их сын отличается от других детей, со временем перестали беспокоиться и не тревожились даже тогда, когда он пропадал на несколько суток. Говорили, что он им дан природой (айыы ки?итэ, ???ээттэн тыыннаах ки?и диэн этэллэрэ ???). Он разговаривал, смеялся, играл в догонялки сам с собой, изображал зверей, спокойно заходил в заброшенные строения и играл там в прятки. Так продолжалось до 8 лет.
В возрасте 8 лет он исчез из дома бесследно. Зная, что с ним ничего не может случиться, родители не беспокоились. Однажды в полдень мать нашла сына, спящим в чулане. В руках он держал что-то круглое, блестящее. Когда проснулся, сказал ей, что больше не будет пропадать. За ним уже не придут друзья, так как они расстались. И только тогда рассказал, что уходил с друзями далеко-далеко. Они сажали его на спину и увозили. Иногда закрывали ему глаза и летели куда-то далеко в очень красивые места. Он бывал с ними в неведомых краях. На прощальной встрече посадили его на спину самого старшего и увезли за тридевять земель. Играли очень долго в наездников, отец был ездоком. А на обратном пути старший друг сказал ему, чтобы он держался за него крепче, и показал на два округлых, блестящих, подобных солнцу украшения в области лопаток: «Держись крепче за эти украшения. Если сумеешь удержаться и оторвешь одно из них, будешь сильным, именитым человеком на срединной земле…» («Орто дойдуга биллэр ?т?? айыы ки?итэ буолуо? этэ», – диэн ийэтигэр эппит).
Отец мог предсказывать, какая добыча ждет охотников, предвидеть разные события. Хорошо знал, когда переменится погода. Со слов его племянницы Марии Николаевны Ребровой известно, что отец сильно болел, женился поздно. За ним часто приезжали и увозили в близлежащие села. Там он исцелял людей от недугов. И такой светлый человек был объявлен советской властью шаманом-шарлатаном! Однако для людей отец всегда оставался ойууном-целителем, предсказателем.
Я благодарна отцу за все. Благодаря ему я стала врачом. Наставляя меня на путь истины, отец говорил: «Учись на медика. Современная медицина рано или поздно проявит большой интерес к нашему искусству исцеления, а эта грамота не помешает тебе».
В последние годы жизни отца мы часто беседовали, говорили о многом, иногда спорили. И после каждой встречи я ощущала что-то таинственное, загадочное. Поражалась его уникальным психическим способностям, целой гамме парапсихических возможностей.
Шаманы – жрецы языческих религий. Они стояли у истоков всех знаний в культуре, науке, искусстве, определяя уровень развития того народа, который представляли. Их искусство, раскрывая тайны души и тела человека, заглянуло далеко вперед. Не познав тайну психики шаманов, мы оборвали нить человеческой культуры, не поняли мировоззрение народа, остановили развитие его мысли, не дойдя до подлинной тайны и истины.
Мы начали обсуждать то, о чем долгое время невозможно было говорить. Шаманизм до сих пор окутан покровом мистики, недоверия и предвзятости. Освободив от всего наносного, мы хотим соединить оборванную нить человеческой культуры и дойти до подлинной тайны шаманского искусства.
пос. Белая Гора
10.03.1992
Глава первая. Долгий путь к духовности и мудрости