Константин Леонтьев

Волкогонова Ольга Дмитриевна

Афонский год был очень труден для Леонтьева. Жизнь на Святой горе сурова. Он мало ел и мало спал — наравне с монахами. Заутрени начинались затемно, около пяти часов утра. Праздничные всенощные службы длились всю ночь. Леонтьев не мог привыкнуть к монастырской скудной и грубой пище — он слабел, страдал желудком, головокружениями, как вспоминал позже, «рыбная пища изнуряла меня до того, что я ходить почти не мог…» [414] .

Несколько раз, почувствовав, что еще немного, и он сляжет, Константин Николаевич ездил в близлежащие городки Каваллу и Серрес, чтобы подкрепить себя мясной пищей. Но это были редкие послабления: он упорно готовил себя к иночеству, к тому, чтобы стать одним из монахов-афонитов — «людей разных наций, простых или ученых, бедных или когда-то богатых в миру, которые столько молятся и трудятся, так мало спят, так много поют по ночам в церкви и постятся…» [415] .

414

Леонтьев

К. Н.Моя исповедь // Леонтьев К. Н.Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. Т. 6. Кн. 1. С. 229.

415

Леонтьев К. Н.Панславизм на Афоне // Леонтьев К. Н.Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. Т. 7. Кн. 1. С. 231.

Аскеза же перед Пасхой, в Великий пост, была особенно сурова. «Церковные службы, и в обыкновенное время, по нашему мирскому суду, слишком долгие и слишком частые, во время поста наполняют почти весь день и всю ночь; ограничение в пище доводится до самого крайнего предела» [416] , — писал Константин Николаевич. Он вспоминал, что иноки при начале Великого поста приветствовали друг друга так: «Желаю тебе благополучно преплыть Четыредесятницы великое море!» [417] И он, испытавший эту афонскую аскезу на себе, восклицал: «Истинно великое море! Море голода и уныния, море усталости и насильственной молитвы, от которой, однако, сама совесть, сама личная воля не позволит отказаться без крайнего изнеможения!» [418]

416

Леонтьев К. Н.Пасха на Афонской горе // Леонтьев К. Н.Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. Т. 6. Кн. 1. С. 373.

417

Четыредесятница — 40 дней Великого поста.

418

Леонтьев К. Н.Пасха на Афонской горе // Леонтьев К. Н.Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. Т. 6. Кн. 1. С. 374.

Говея на Страстной неделе, Леонтьев ничего не ел, кроме темного хлеба и кваса, и к Великому четвергу был так истощен и измучен, что не мог идти в церковь, лежал в своей келье. «Отец Иероним, сам изнеможенный и больной, пришел нарочно в мою келью и почти гневно прогнал меня в Церковь только на минуту, чтобы приложиться по Афонскому обычаю к иконе, на которой было изображено Распятие, — вспоминал Константин Николаевич свой первый опыт монастырской жизни. — Я с трудом подчинился. — Я помню, какие телесные муки я вынес три ночи подряд на этой Страстной неделе; три ночи подряд О. Иероним заставлял меня ходить на бдения, которые длились по 8 и более часов. — На последнюю заутреню (под Пасху) мне сделалось уже до того дурно, что О. Макарий вышел из алтаря и велел монаху увести меня и положить в постель, и я лежал, а этот монах читал мне причастные молитвы. Такие понуждения духовной любви превосходили, однако, мои телесные силы… — Я мучался нестерпимо на Афоне то тем, то другим…» [419]

419

Леонтьев К. Н.Моя исповедь // Леонтьев К. Н.Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. Т. 6. Кн. 1. С. 229–230.

Еще труднее давались ему духовные изменения. Отец Иероним помогал ему перебороть себя. «Твердый, непоколебимый, бесстрашный и предприимчивый; смелый И осторожный в одно и то же время; глубокий идеалист и деловой донельзя; физически столь же сильный, как и душевно; собою и в преклонных годах еще поразительно красивый, отец Иероним без труда подчинял себе людей, и даже я замечал, что на тех, которые сами были выше умственно и нравственно, он влиял еще сильнее, чем на людей обыкновенных. Оно и понятно. Эти последние, быть может, только боялись его; люди умные, самобытные, умеющие разбирать характеры, отдавались ему с изумлением и любовью, — вспоминал Леонтьев. — Я на самом себе, в 40 лет, испытал эту непонятную даже его притягательную силу» [420] .

420

Леонтьев К. Н.Воспоминания об архимандрите Макарии, игумене Русского монастыря Святого Пантелеймона на Горе Афонской. М.: АНО «Переправа», 2009. С. 25.

Леонтьев был не единственным мирянином в монастыре — приезжали купцы и крестьяне, прибыли двое-трое дворян из России, приходили греки из окрестных селений, молдаване с Дуная… Для всех старец находил слова ободрения на духовный подвиг; Леонтьев же часто беседовал с ним подолгу — о вере, монашестве, загробной жизни, дьяволе. Старец даже обсуждал с необычным монастырским гостем статьи Хомякова и Герцена, рассказывал о своей молодости и прошлой мирской жизни.

Отец Иероним говорил тихо, ровно, редко улыбался, никогда не шутил, но и огорчения на его лице было трудно

заметить. Похудевший Константин Николаевич его «трепетал», чувствуя в нем ту аскезу, к которой сам не был способен. Много лет спустя в одном из писем Леонтьев не без восхищения вспоминал его: «Для меня отец Иероним Афонский был и катехизатор, и старец [421] … <… > У Иеронима были обаума — и теоретический, и практический, он и рассуждал замечательно, и делал дело превосходно, и училобщему, и руководил частностями» [422] .

421

Катехизатор — проповедник, открывающий миру христианское учение. Старец — духовный руководитель, наставник; считается, что он, ведомый Духом Святым, — прозорливец, который может дать верный совет.

422

Цит. по: Тихомиров Л. А.Тени прошлого // К. Н. Леонтьев: pro et contra. Кн. 2. СПб., 1995. С. 16–17.

Но проще ему было общаться с ближайшим учеником отца Иеронима, «покорным ему пострижеником и сыном», отцом Макарием: «Это был великий, истинный подвижник и телесный, и духовный, достойный древних времен монашества и, вместе с тем, вполне современный, живой, привлекательный, скажу даже — в некоторых случаях почти светский человек в самом хорошем смысле этого слова, то есть с виду изящный, любезный, веселый и общительный» [423] . В тяжкие минуты Леонтьев не раз приходил к отцу Макарию за помощью, и не раз он слышал от монаха:

423

Леонтьев К. Н.Воспоминания об архимандрите Макарии, игумене Русского монастыря Святого Пантелеймона на Горе Афонской. М., 2009. С. 7–8.

— Понудьте себя, — только понуждающие себя восхищают Царствие Небесное.

И Леонтьев понуждал себя, день за днем.

Тогда, в Руссике, Леонтьев задумал православный роман, рассказывающий о религиозном перерождении, и отец Иероним поддержал эту его идею. Такой роман не был написан. Леонтьев в конце жизни спрашивал себя, почему этот план не сбылся: Бог ли не допустил или он сам не смог выполнить задуманного? Рассказать о пережитом перевороте казалось важным. «Хочется, чтоб и многие другие образованные люди уверовали, читая о том, как я из эстетика-пантеиста, весьма вдобавок развращенного, сладострастного донельзя, до утонченности, стал верующим христианином и какую я, грешный, пережил после этого долголетнюю и жесточайшую борьбу, пока Господь не успокоил мою душу и не охладил мою истинно сатанинскую когда-то фантазию» [424] , — объяснял позднее Леонтьев.

424

Леонтьев К. Н.Мое обращение и жизнь на св. Афонской горе // Леонтьев К. Н.Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. Т. 6. Кн. 2. С. 495.

Отложив «романные» планы, он решил написать о своей афонской жизни в жанре писем, чтобы повествование воспринималось как нечто глубоко личное, а потому убедительное. Своим адресатом Леонтьев представлял Машу, продолжая начатый с нею спор об иночестве. Сам Константин Николаевич рассказывал о замысле писем так: «Это письма человека нашего времени, искренно и даже пламенно обращенного в Христианство и желающего обратить на тот же путь и любимую когда-то женщину» [425] .

425

Цит. по: Леонтьев К. Н.Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. Т. 7. Кн. 2. С. 576.

«Письма с Афона» при жизни Леонтьева не были напечатаны [426] . В 1886 году больной Леонтьев, отчаявшись «пристроить» «Письма…» для опубликования, хотел подарить их Маше, но та отказалась — боялась потерять рукопись, живя «на чужих хлебах». Леонтьев, обиженный этим отказом, сжег письма, и они считались утраченными. К счастью, уже после смерти автора их рукописная копия (Машиной рукой) была обнаружена в библиотеке Московской Духовной академии, и они были изданы. Сохранились четыре «Письма…», но первоначально их было больше.

426

Леонтьев предложил «Письма с Афона» для публикации Каткову, но тот отказался; возникла мысль издать их отдельной брошюрой, но у Леонтьева не было на это денег.

«Письма с Афона» Леонтьев задумал в монастыре, а закончил позже, в Константинополе. Они выразительно рассказывают, с чем сражался Константин Николаевич в тот трудный и важный для него год. Вот несколько характерных цитат:

«Уничтожь в себе волю! Тебе не хочется сегодня молиться? Молитвы тебе кажутся сухими; они ничего не говорят твоему воображению и сердцу. „Молись! — говорит духовник. — Поверь мне, сын мой, что начнешь ты с досадой и тоской, а встретишь потом одно или два слова в этих заказных молитвах, от которых вдруг раскроется душа твоя в радости и ты будешь утешен и награжден тут же за твое усилие“. И это правда. Я это сам испытал…