Константин Великий. Первый христианский император

Бейкер Джордж

Гораздо труднее было решать вопрос о том, кто главнее, в такие моменты, когда обе стороны могли предъявить серьезные доводы в пользу своего приоритета. Если бы оказалось возможным урегулировать вопрос таким образом, чтобы сенат и армия попеременно уступали друг другу власть, как это сейчас делается в правительствах, формируемых по партийному принципу, то они могли бы делать свое дело без ущерба для другой стороны и для государства.

Но в те времена это было невозможно. Римский мир должен был принять одну сторону и отвергнуть другую, причем сделать это со всей решительностью и определенностью, на которую был способен. При этом вряд ли определенность приносила кому-нибудь пользу – или едва ли кто-то всерьез ее желал.

Нет необходимости лишний раз повторять, что армия конечно же не могла властвовать, опираясь исключительно на силу оружия. В руках сенаторов были такие могучие рычаги управления, как рынок и торговля. Обе

стороны должны были обращаться за поддержкой к общественному мнению. Таким образом, и сенат и армия могли добиться главенствующего положения, только продемонстрировав, какие выгоды получит от их правления общество… Что же это были за выгоды?

Они делились на две категории. Во-первых, экономическое благополучие и укрепление империи; во-вторых, защита империи от внешних врагов. Если последняя часть проявлялась более зримо и вызывала более широкий общественный резонанс, то первая группа имела то преимущество, что она касалась непосредственно жизни людей. Для римского обывателя Рейн и Дунай были столь же далекими, какими нам кажутся Янцзы или Ориноко. Кому какое дело до них? Однако всех волнует, насколько велик их доход, смогут ли они въехать в более просторный дом или купить более престижное место в театре. Экономическая выгода всегда на первом месте. Поэтому сенат не был столь уж беззащитен перед безжалостными ударами судьбы. Легионеру где-нибудь на Рейне сенат, вероятно, казался могущественной силой, распространяющей свою власть на весь мир.

Сенат был детищем той древней традиции, которая возникла еще во времена городов-государств: самостоятельных городов, жители которых занимались торговлей, ремеслом и сельским хозяйством и могли сами защитить себя. В этих городах возникли литература, искусство, право и философия. Короче говоря, сенат был детищем и воплощением цивилизации. К сожалению, цивилизация оказалась очень ненадежной вещью: полагаться на нее одну было нельзя. История городов-государств – это история медленного и поэтапного разоружения, ограничения и преследования более цивилизованных групп в интересах менее цивилизованных. Горожане постоянно рубили сук, на котором сами сидели. Это саморазрушение было отличительной чертой цивилизации.

До сих пор не удалось достичь сколь бы то ни было устойчивого равновесия. В какие-то краткие промежутки (такие, как, например, эпоха Перикла или годы, непосредственно предшествовавшие Пуническим войнам) государственным деятелям и торговцам, казалось, удавалось найти некую опору. Однако цивилизация быстро сворачивала с намеченного курса. В цивилизации есть что-то от женщины: вероятно, крайний эгоизм и непоследовательность, стремление бросить вызов здравому смыслу, обаяние и совершенство. Сулла усмирил некоторые ее порывы при помощи небольшого кровопускания, а Август – при помощи скальпеля. Гражданские войны цезарианской революции привели к экономическому краху многие богатейшие семьи, правившие в Риме, и экономическая власть оказалась вторичной по отношению к власти политической. Имперский период стал золотым веком для мелких ремесленников и крестьян. В результате бурного развития финансовой системы и торговли Рим превратился в государство процветающих городов и оживленных портов. Образование, философия и мораль сделали серьезный шаг вперед. Однако мелким ремесленникам и крестьянам доступны далеко не все формы деятельности. Некоторые предприятия требуют больших финансовых затрат и соответствующей материальной базы. А маленькие люди, честно получив свою прибыль от вложенного капитала, хотели хорошо поесть, выпить и повеселиться или в крайнем случае пойти послушать какого-нибудь философа. Да у них и не было простора для инициативы. Императоры делали все, чтобы их время стало веком скромных состояний и простых радостей. Не затевались никакие грандиозные проекты. Дни гигантов безвозвратно миновали.

Одним из самых очевидных законов человеческого бытия является необходимость создания резервов на случай чрезвычайных ситуаций. Эти резервы могут накапливаться разными способами. Они могут быть облачены в человеческую плоть и кровь и представлять собой умелых, обученных людей или иметь чисто материальную форму: храниться в виде золотых слитков или существовать в более эфемерной форме кредитов.

Однако римская цивилизация не создала никакой внятной системы накопления резервов. Римляне, первоначально не имевшие себе равных по силе духа, со временем уступили первенство северным народам. Резервы в виде золотых слитков и кредитов также были не очень велики. Кризис разразился незадолго до смерти Марка Аврелия. Во время военных действий на Дунае и на Востоке стала очевидна недостаточность экономического потенциала мировой империи. Все ресурсы были уже задействованы. Невозможно было изыскать никаких дополнительных средств без урона для государства и общества… Императоры прибегли к старому, проверенному методу расширения

сельскохозяйственной базы. Они поселили людей в новых землях. Однако что-то пошло не так, как задумывалось, поскольку через несколько лет земли так и остались заброшенными… Экономический подъем так и не начался. Мы все знаем, как поступает человек, когда его организм отказывается правильно работать. Он искусственно заставляет его делать это. Неудивительно, что императоры сделали то же самое. Они начали заставлять экономику развиваться. Во всяком случае, они ввели такие налоги, как если бы экономический подъем уже наступил по одному их приказу.

Любая экономическая система чутко реагирует на изменения в налогообложении. Римские ремесленники и землевладельцы были недовольны увеличением издержек. Перекладывание части этих расходов на плечи потребителей лишь частично решало эту проблему. Очевидно, все, что можно было предпринять в этом плане, давно уже было сделано. Дополнительное бремя просто оставило бы производителя без покупателя. Поскольку большинство жителей страны являлись одновременно и производителями и покупателями, люди в результате просто перекладывали бремя налогов друг на друга. Единственное, что оставалось, – это бороться с новой системой налогообложения.

Именно по этим причинам начиная с правления Марка Аврелия разгорелась борьба между носителями экономической и политической власти. Неспособность экономики к росту и все увеличивающееся бремя налогов усугубились во время правления Марка Аврелия в связи с еще одним обстоятельством. В империи свирепствовала эпидемия чумы, а мы знаем из последующей истории, насколько страшной и серьезной может быть такая эпидемия.

В притязаниях армии на власть имелись два аспекта: чисто военный и политический. Армия (а соответственно и империя) воплощала в себе демократические традиции Рима, отражавшие интересы римского крестьянства и мелких торговцев, требовавших от государства таких законов и такого управления, которые защищали бы маленького человека от сильных мира сего. Империя всегда придерживалась политики, направленной на сдерживание сильного. Любая политика проводится в ограниченных пределах – эти ограничения налагаются не только желанием и благоразумием, но и реальными возможностями властей. Тем не менее в истории Рима мы видим, что императоры и их чиновники всегда поддерживали маленького человека и взамен получали от него поддержку, на которой и держалось императорское правление.

Претензии на власть, основанные на поддержке со стороны народа, подкреплялись время от времени демонстрациями военной мощи. Август и Тиберий расширили границы империи до Рейна. Траян и Адриан перенесли границу на Дунай и обеспечили безопасность Римского государства, отразив нашествия северных племен. Однако как раз тогда, когда был убит Коммод, у власти находился Септимий Север, а Максимиан только поднимался к вершинам власти, начали происходить события, на фоне которых войны Тиберия и Траяна казались мелкими стычками… Массовые миграции из Азии, которые продолжались с подъемами и спадами вот уже несколько лет, достигли очередного пика.

Образованные римляне (как и все остальные) не были к этому готовы. Они ничего не знали о том, что миграция усиливается через равные промежутки времени; и не предполагали, что мигрантов будет так много. Знакомый римлянам отрезок истории охватывал лишь период от скифских и киммерийских войн до маркоманской войны Марка Аврелия. Они бы весьма удивились, если бы кому-то пришло в голову проводить параллели между легендами о кентаврах и военной ситуацией на Дунае. Они вряд ли поверили бы в теорию о периодичности миграции населения из азиатских регионов. Тем не менее эта теория является верной. Римляне в тот момент ощутили лишь легкое дуновение ветра, который в дальнейшем перерос в настоящий ураган. Перед лицом этой новой угрозы император должен был сконцентрировать все силы страны в своих руках и повести решительные действия. Ему понадобилось сделать то, что столетия спустя сделали император Карл Великий и немецкий король Генрих Птицелов. Однако императору это не удалось. В его распоряжении не было ни соответствующей организационной структуры, ни денег, и он не знал, где взять то и другое.

Даже не представляя в полной мере грозящей опасности, римские военачальники интуитивно поняли, что необходимы решительные действия. Они потребовали провести реорганизацию армии и обновить старую военную машину, которая была создана для решения совсем других задач. Возможно, им не всегда удавалось беспрепятственно проводить свои планы в жизнь, поскольку они наталкивались на скептическое отношение людей, еще меньше, чем они, сознававших угрозу. Однако в этот момент политический авторитет армии сыграл свою роль. Военачальники могли склонить общественное мнение на свою сторону, использовав пусть и не относящийся к делу лозунг. Проще говоря, это означало смерть Александра Севера, поскольку, пока он был жив, не приходилось рассчитывать на осуществление всех необходимых мер.