Константин Великий
Шрифт:
20. Откуда мы знаем о Константине
Как о любом историческом деятеле масштаба Константина Великого, об этом римском императоре написано очень много более или менее серьезных и интересных исследований. И так же как об очень многих исторических деятелях далекого прошлого, непосредственных источников о жизни Константина Великого очень мало. Авторы этих источников вспоминали только те события, которые имели историческое значение для Церкви и для Римской империи, что уже немало, но если мы попытаемся изложить всю оставшуюся информацию о нем без лишних рассуждений и интерпретаций на бумаге, то она займет несколько страниц, и часть этой информации мы уже прочли. Но вот только без рассуждений и интерпретаций понять эти страницы не получится. Абсолютное большинство непосредственной информации о жизни и деяниях императора Константина мы знаем из трех основных источников, за отсутствием которых он остался бы в истории полумифической фигурой наподобие легендарных основателей Рима. Эти три источника — «Жизнеописание блаженного василевса Константина» епископа Кесарийского Евсевия, «Церковная история» Сократа Схоластика и «О смертях преследователей» Лактанция. Все три текста написаны христианскими писателями, и все они являются крупнейшими классическими источниками не только по церковной истории IV
Самым подробным источником по истории жизни императора Константина остается его биография, написанная епископом Евсевием Кесарийским (260–240). Евсевий родился в Палестине и учился в христианских школах Иерусалима и Антиохии, столицы Сирии. Иногда Евсевия Кесарийского называют Евсевием Памфилом, якобы по имени его отца-священника, но на самом деле пресвитер Памфил — это его учитель, повлиявший на него, в частности, как большой поклонник Оригена. Впрочем, в III — начале IV века трудно было быть христианским интеллектуалом и не преклоняться перед беспрецедентным на тот момент философским гением этого автора в контексте развития христианского богословия. Служа в Кесарии Палестинской, Евсевий смог сохранить в период гонений Диоклетиана весь фонд местной церковной библиотеки, а также приобрел очень много документов по церковной истории во время вынужденного путешествия по Сирии, Египту и Фиваиде. В 313 году, то есть в год издания Медиоланского эдикта, о котором мы еще вспомним, Евсевий стал епископом Кесарии. Самой известной работой всей его жизни является «Церковная история» в десяти книгах, повествующая об истории христианства с момента его возникновения и до 324 года. С этой большой работы начинается вся христианская историография, и она обеспечила Евсевию справедливое звание основателя жанра церковной истории. В качестве дополнения к этой работе можно считать и «Жизнеописание блаженного василевса Константина», к которому, в свою очередь, прилагаются два панегрика Константину — по случаю двадцатилетия его правления в 326 году и по случаю тридцатилетия его правления в 336 году. При этом в самом «Жизнеописании» Евсевий приводит другие свои речи, а также несколько речей самого императора Константина.
Отдельную проблему для исследователей, относящихся к Константину с предубеждением, составляет «Слово василевса Константина, написанное к сообществу святых», которое является самым крупным и на редкость подробным текстом, написанным от имени императора, обстоятельно излагающим его мировоззренческие позиции. С их точки зрения, этот важнейший текст был написан либо кем-то другим, например самим Евсевием, либо под определяющим влиянием кого-то другого, в первую очередь самого Евсевия. На самом деле в отношении самого Константина этот вопрос вообще ничего не меняет, потому что даже если представить себе, что это обращение от начала и до конца написано другим человеком, то император в любом случае ознакомился с ним и одобрил его, а поэтому цитировать «Слово к сообществу святых» в качестве изложения идей Константина абсолютно оправданно. В конце концов, функция спичрайтера в большой политике была всегда и поэтому вопрос надо ставить не столько о том, кто написал это обращение, сколько о том, в какой степени сам Константин придерживался изложенных в нем взглядов. Подозревать Константина в несогласии с этим обращением нет никаких оснований, ибо оно вполне отвечает умонастроению образованного политика Римской империи поздней Античности, принимающего христианство в зрелом возрасте. С нашей точки зрения, также нет никаких оснований считать, что эту речь написал не сам Константин.
Между тем, обращаясь к работе Евсевия, необходимо иметь в виду два крайне важных обстоятельства, характеризующие позиции этого автора.
Во-первых, Евсевию были свойственны чрезвычайный религиозный пафос и весьма напыщенная манера изложения, бросающиеся в глаза не только любому современному читателю, но даже его современникам. Можно сказать, что Евсевий был одним из зачинателей стиля, специфического для восточнохристианской (византийской) словесности и во многом обусловленного встречей двух стихий — церковной проповеди и позднеантичной поэзии. Поэтому для вычленения чистой биографической информации в работе Евсевия читателю периодически приходится различать фактический материал и его гиперболизацию. Справедливости ради нужно сказать, что эта вычурная манера в большей степени свойственна именно «Жизнеописанию Константина», чем другим работам Евсевия, потому что сам предмет описания — император Римской империи и сам повод описания — подаренная им победа Церкви над язычеством — заставляют автора прибегать к жанру торжественной речи. В принципе, само «Жизнеописание Константина» уже представляет собой апологию Константина, после которого пространные панегрики в честь двадцатилетия и тридцатилетия правления императора читаются уже как продолжение того же самого текста.
Во-вторых, главная проблема в восприятии Евсевия как христианского автора состоит в том, что хотя он был основателем самого жанра церковной истории и подробнее других описал победу Церкви мучеников над вчерашними гонителями, его личная богословская позиция остается загадкой. В «Жизнеописание Константина» Евсевий с торжествующим пафосом описывает события Никейского Собора и победу православия над ересью арианства, но мы знаем, что сам автор на всех этапах борьбы никейцев и ариан в большей степени выступал на стороне последних, хотя радикальным арианином он не стал, но его вполне можно назвать полуарианином. Для православного сознания это довольно неутешительный факт, и получается, что в своей апологии Никейского Собора Евсевий то ли лукавит как придворный историк, вынужденный описывать поражение собственной «партии», то ли вообще не видит в этом конфликте серьезной богословской проблемы. Попытаемся несколько сгладить разочарования по этому поводу. Если Евсевий был арианином, то его биография Константина становится более объективным историческим источником, чем кажется на первый взгляд, потому что автору тогда не нужно добавлять «никейской партии» больше достоинств, чем у нее было, а также нет смысла придумывать лишние обвинения против ариан, — приходится лишь описывать то, что было на самом деле. Тем более это касается подробностей жизни и характера самого Константина, который и de facto, и de jure нанес арианству основное поражение, и ни один арианский и полуарианский автор не может к нему хорошо относиться после этого поражения. Из этого следует, что, скорее всего, Евсевий относился к тем участникам православно-арианских споров IV века, которых они действительно не очень интересовали. Евсевий был в первую очередь историк, а не богослов и действительно мог не осознавать всей метафизической глубины, а вслед за ней и всей правоты антиарианской Позиции. Поэтому, каких бы арианских и полуарианских взглядов ни придерживался Евсевий, на его «Жизнеописании Константина» они никак не отразились. Заметим, что по вопросам биографии Константина нет более объемного исторического источника, чем «Жизнеописание блаженного василевса Константина», составленное Евсевием Кесарийским.
В начале «Церковной истории» Сократа Схоластика (380–439) сразу оговаривается, что эта работа представляет собой продолжение «Церковной истории» Евсевия, то есть начинается с 324 года, а заканчивается в 439 году. Также автор прямо высказывает недовольство манерой изложения Евсевия, который «больше заботился о торжественности речи, чем о точном раскрытии событий», в то время как Сократ «не будет заботиться о высокопарности языка».Свои принципы изложения исторического материала Сократ возводит к беспристрастному греческому историку Фукидиду, и, действительно, его текст выгодно отличатся от Евсвиева практически полным отсутствием лишних слов, но в то же время в плане вычленения чистой фактологии работа Сократа сильно уступает работе Евсевия. Учителями Сократа были неоплатоники-александрийцы Элладий и Аммоний, оказавшиеся в Константинополе, где все время жил сам Сократ. Есть версия, что в дальнейшем Сократ учился у софиста Троила. В любом случае о нем можно сказать, что он хорошо знал и уважал греческую философию и плохо знал догматическое церковное богословие, которое ему, по всей видимости, казалось слишком умозрительной. Подобное отношение к догматическому богословию роднит его с Евсевием, хотя именно они оставили нам подробное описание Никейского Собора. Его прозвище Схоластик в буквальным смысле означает представитель «схолы», то есть школы, что в эпоху поздней Античности могло подразумевать разные смыслы то ли философской школу, то ли юридическую контору. Обращают на себя внимание редкая для того времени независимость этого автора и относительная сухость его текста, что его резко отличает от абсолютно ангажированного текста Евсевия. Правда, выдвигается гипотеза о его приверженности к исчезающей в V веке группе новациан, поскольку он слишком вольно описывает деятельность епископов, но это только гипотеза. В своей работе Сократ Схоластик высказывает много объясняющую мысль в церковной историографии: «Когда Церковь в мире, церковному историку описывать нечего».
В отличие от Евсевия и Сократа, Луций Целий Фирмиан Лактанций (250, Африка — 325, Галлия) был не только историком, но и богословом, стремившимся не только к тому, чтобы изложить официальную церковно-имперскую историософию, как Евсевий Кесарийский, или, наоборот, беспристрастно представить объективный ряд фактов, как Сократ Схоластик, а еще тому, чтобы повлиять на умы современных ему интеллектуалов римской культуры. Лактанций был ритором и большим ценителем латинской литературы. Когда в 303 году Лактанций принял крещение и начал писать апологетические тексты в защиту христианского вероучения, то он внес огромный вклад в развитие латиноязычной церковной литературы, которая до сих пор существенно уступала греческой. Фактически Лактанций сделал то, что не смог и не захотел сделать основатель латиноязычного богословия Тертуллиан — найти общий язык между христианством и античной интеллектуальной культурой на латинской почве. Поставленных целей Лактанций добился настолько, что уже Отец Церкви Иероним Стридонский, переводчик Библии на латинский язык, называет его «христианским Цицероном» за изящество слога и следование классической «цицероновской» латыни. Так же как и Евсевий, Лактанций был приближен к Константину, когда в 317 году был приглашен в ставку императора в Трире, чтобы стать воспитателем сына Константина Криспа. Свое главное богословское произведение «Божественные установления» Лактанций посвящает именно Константину. Интересующее нас в этом контексте произведение «О смертях преследователей» (De mortibus persecutorum) — это история ухода из жизни таких гонителей Церкви, как Нерон, Домициан, Валериан, Диоклетиан, Галерий, Максенций и Максимин. В этом списке не случайно забыты Адриан и Марк Аврелий, что объясняется желанием Аактанция быть услышанным римскими интеллектуалами, для которых память этих императоров из династии Антонинов была неприкосновенна. Если работы Евсевия Кесарийского и Сократа Схоластика описывают жизнь Константина вплоть до его смерти и погребения, то книга Сократа Схоластика заканчивается на 313 годе, когда Константин издал Медиоланский эдикт.
Лактанций удачно обращается к сюжетам и цитатам из латинской литературы для выражения христианских смыслов и обнаружения культурной связи христианской и римской историософии, что с момента христианизации Империи станет постоянной темой средневековой политической мысли. Например, Лактанций тонко намекает на то, что сумасбродные императоры-варвары III века, почти разрушившие Империю, являются наследниками Карфагена. Правда, он неосторожно забывает, что сам Константин по своему происхождению тоже «варвар», иллириец. Основная идея этого произведения — показать неизбежность прижизненного наказания любому правителю, который поднимет руку на Церковь. В христианской традиции эта идея хорошо известна еще по поучительным рассказам Ветхого Завета, ставшим универсальным образцом для всех последующих событий мировой истории. Из 52 глав книги 46 посвящены гонениям периода тетрархии и первым годам правления Константина, благодаря чему эта книга становится важным источником в изучении биографии Константина.
Среди других исторических источников, которые могут содержать оригинальную информацию о жизнедеятельности Константина Великого, можно вспомнить такие памятники христианской письменности, как «Церковная история» епископа Феодорита Кирского (393–457), «Церковная история» Эрмия Созомена Саламанского (400–450) и «История» Геласия Кизикского (V в.). Для полноты информации также имеет смысл обратиться к текстам языческих авторов, а именно — «О цезарях» и «Извлечения о жизни и нравах римских императоров» Аврелия Виктора (IV в.), «Деяния» Аммиана Марцеллина (IV в.), «Новая история» Зосимы (V в.), «Аноним Валезия» (VIII–IX вв.), а также «Церковной истории» арианина Филосторгия (IV–V вв.), сохраненной самим патриархом Константинопольским Фотием в IX веке.
Однако все эти тексты по объему информации о жизни Константина Великого не могут сравниться с работами Евсевия Кесарийского, Сократа Схоластика и Фирмиана Лактанция. Поскольку все эти источники о жизни императора Константина написаны христианскими авторами, то в них отражены преимущественно такие события, которые имели значение в контексте взаимоотношения Церкви и Империи. Евсевий в своем «Жизнеописании Константина» прямо признается в том, что умалчивает о многих его государственных распоряжениях, войнах, победах и трофеях, но повествует только о религиозной составляющей его жизни. Поэтому не стоит удивляться, что о религиозном аспекте жизнедеятельности Константина мы знаем больше, чем обо всем остальном.