Конструктор времени 1. Три с половиной недели в настоящем
Шрифт:
Сперва мы с Профессором спорили о необходимости крепления датчиков. Впрочем, радиометра и люксметра уже не было. Нужды лепить термометр я тоже не видел, температура корпуса часов с увеличением дальности почти не росла.
Хотя Димка пытался меня убедить, что в случае превышения температуры с увеличением длительности, я мог бы пострадать. И он ещё раз пожалел, что я отказываюсь от режима постепенного увеличения дальности.
Вопрос о дыхательном оборудовании, типа акваланга, я с негодованием отверг. Справлюсь своими силами. Даром что ли увлекался несколько лет фри дайвингом в нашем
Был вопрос, о времени, когда можно застать Виктора Александровича дома. Но решился сам собой, когда Лика сказала, что в этот день вроде бы «папка» на работу не ходил. «Вроде бы» – понятие неопределённое и всё могло быть! И мы мудро выбрали вариант второй половины дня. Время после обеда.
Потом речь зашла о погоде в конце сентября одиннадцатого. Я об этом даже не подумал, идея пришла Профессору. Он сказал, что весна и осень, без сомнения, близкие периоды, но всякие локальные изменения в погоде случались всегда, и если я в неподходящем наряде появлюсь на тех улицах, меня могут неверно понять.
Какая была в тот день погода никто, естественно, не помнил. Попытка выяснить погоду, наткнулась на практический вакуум информации. Долгосрочные российские прогнозы давали более-менее стабильные данные на начало месяца в регионе, а конец не упоминался нигде.
Попытка выяснить это в местной службе гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды, была провальной изначально. Мы ткнулись в непробиваемую стенку бюрократического «как бы чего не вышло».
Наконец, Профессор вспомнил, что был такой парень, который раньше каждый день вёл для себя погодный дневник. Кое-как разузнал телефон и позвонил.
На наше счастье, про тот день данные были. Оказалось, погода двадцать четвёртого сентября одиннадцатого года была великолепной. Парень, обладающий недюжинной памятью, вспомнил, что ходил в этот день в лес за грибами. Температура днём была почти летней: от двенадцати до шестнадцати градусов тепла. Ветер северо-западный умеренный. Солнечно. Бабье лето!
Я думал, что для визита вполне обойдусь нынешней своей тёплой курткой, в крайнем случае, осенним дождевиком на свитере. Но при такой практически летней погоде глупо было одеваться настолько вызывающе тепло. Пришлось ограничиться тонкой водолазкой под почти летней спортивной курточкой, если вдруг поднимется тот самый умеренный ветер.
Попутно решили и вопрос о документах. Я рассуждал, что всё может случиться, возможно в процессе понадобятся какие-то документы для подтверждения личности и деньги. Ведь как там может случиться, никто не ведает. От документов меня отговорил Димка:
– Твой паспорт когда выдан? Случаем, не в двенадцатом? Кому ты такой там покажешь? Сочтут фальшивым и хорошо, если не конфискуют.
Паспорт я отложил, и банковскую карточку тоже. Она тогда ещё не существовала. И водительские права пришлось оставить. Они были мне выданы в июле пятнадцатого. Больше документов не было.
Я не помнил какие маршруты общественного транспорта в то время были на этом пути. Но мы с Димкой единогласно решили, что билеты были дешевле. И он серьёзно предложил не ехать туда в этом времени, как я предполагал, а сигануть прямо отсюда, чтобы на поездке туда и оттуда, можно было сэкономить. Я сказал, что это всё равно, что колоть орехи микроскопом. Пытаться сэкономить на визитах в прошлое. Бред какой-то!
Решали, сколько времени займёт посещение… Мы думали, что на весь этот визит мне понадобится часов пять-шесть. Так-то и трёх бы вполне хватило, но дорога… то да сё. Лучше иметь запас, мало ли что могло поджидать. Знал бы я, как мы с Димкой были правы в этом вопросе, выбирая шестичасовой интервал!
Собираться мы закончили только в полдень.
Лике теперь нужно торопиться домой, занятия в школе закончились, и мама могла позвонить в любой момент. Поэтому мы покинули мой дом все вместе. Димка, сказав: «Вернёшься – позвони», и от подъезда свернул в сторону своего дома. Лика пошла со мной на конечную остановку. Нам ехать было в одну сторону почти до самого конца. Правда, достигли бы мы конечного пункта в разное время.
На улице я один оказался одет не по сезону. Редкие прохожие в тёплой одежде, попадавшиеся нам на пути, посматривали на меня кто с иронией, а кто с плохо скрытым неодобрением. На бомжа я был не похож, иначе бы меня вообще не замечали.
И с первых же метров пути понял, что весь путь до дома Лики мне не пройти. Пересадка, ожидание на остановке, когда холодный ветер гуляет под курткой…
И когда вышли на остановку, я сказал:
– Нет, Димка был прав, лучше отсюда стартую, замёрз совсем. Одна сможешь доехать?
Лика молча взглянула на меня и опять ничего не сказала. Молчать, когда спрашивают, стало её второй натурой!
Время на часах я настроил ещё дома. И время назначения, и время пребывания. Двадцать одна тысяча шестьсот секунд – ровно шесть часов. Оставалось только запустить всё это и нырнуть в благодатную тёплую осень две тысячи одиннадцатого.
На остановке мы были одни. И стояли под слабым прикрытием железного тента и узорно разрезанных стенок остановки. Никто не заметил бы моего внезапного исчезновения. Я замёрзшими пальцами почти на ощупь стал снимать защиту. И, когда добрался до красной кнопки, Лика, будто очнувшись, сказала:
– Подожди!
Она потянулась к моему воротнику. Я подумал, что хочет что-то поправить, поэтому не сопротивлялся, но вдруг она крепко уцепилась и потянула на себя. Я вообще перестал понимать, чего ей надо.
Её лицо в какой-то момент оказалось рядом, я вдохнул её запах и я почувствовал губы. Она меня поцеловала. Очень не по-детски. Весьма мило! У меня от внезапной нежности просто всё поплыло перед глазами. Поцелуй был долгим и, как ни странно, приятным. Словно вишенка во рту. Совершенно неосознанно, в этот момент у меня сжались пальцы и указательный, по-прежнему находящийся под часами, предательски вдавил последнюю кнопку.
Я это понял только две секунды спустя, когда мгновенно застывшие глаза Лики озарились ослепительным светом, а меня очень жёстко отбросило от неё. Я едва сумел сохранить равновесие и вынужден был прищуриться, чтобы не ослепнуть. Лики видно не стало, её загораживал тип в яркой, почти спортивной и не по сезону холодной куртке с надписью на спине «Россия».