Консул
Шрифт:
– Это вам не родео какое-нибудь! – прокричал возбужденный Эдик. – Это туры! Буйволы!
Гефестай сложил ладони рупором, и прокричал:
– Таврарий, смелее в бой!
Будто прислушавшись к этому пожеланию, один из таврариев соскочил с лягающегося быка и воткнул копье древком в песок. Взбешенный бык бросился на человека, тот резво отпрыгнул в сторону, и крупная рогатая скотина с разбегу напоролась на копье…
А слева, на пустой части арены, бестиарии стравливали зверей, чьи пути в природе никогда не пересекались – льва выставили против сонного от холода крокодила, медведя против малоподвижного питона, а тюленя против волка.
Венаторы тоже разошлись – вопя и воя, они разбегались с гибкими шестами в руках, опираясь на них, прыгали навстречу тиграм или львам, исходящим ревом. Хищник и человек устремлялись друг к другу в прыжке – венатор разворачивал свое тело и плашмя падал на зверя, накрывая того живой аркой. Гигантские кошки приседали, пружиня лапами, хлопались брюхом о песок, а когда подпрыгивали, хлеща хвостами, их обидчики уже вовсю неслись к «ежам» и «коклеям»…
– Явились, – проворчал облегченно Искандер, – не запылились…
Сергий отвлекся от кровавого зрелища и глянул в проход. Пятеро циркачей, уже переодевшиеся, закутанные в одинаковые плащи из беличьего меха, пробирались между рядов, неуверенно оглядываясь.
– Сюда, сюда! – призывно крикнул Искандер и сделал приглашающий жест.
Цирковые с подозрением посмотрели на четверых варваров, и Сергий решил внести ясность.
– Не судите по одежке, – сказал он веско. – Я – принцип-кентурион претории и готовлюсь к выполнению задания, отданного самим кесарем.
В доказательство своих высоких полномочий Лобанов сунул цирковым под нос кожаный квадрат с императорской печатью, служивший пропуском во дворец, где преторианцы стояли на часах. Лица артистов выразили почтение.
– Имена наши вам знать не обязательно, – продолжил Роксолан, – можете называть меня Сергием, а его, – он показал на Искандера, – Александром.
– Портос! – представился ухмыляющийся Гефестай.
– Эдикус! – отрекомендовался Чанба не без напыщенности в тоне.
Цирковые выразили радость от знакомства и назвали себя. Плотного, налитого здоровьем акробата звали Фульвием Цепионом, худого, но жилистого «йога» – Пареллием Фавстом, его огнедышащего друга, высокого и тощего, – Пассиеном Криспом, а двое жонглеров носили похожие имена – Местрий и Меттий. Они и внешне казались двойняшками – оба коренастенькие, крепенькие, как грибы-боровички.
– Будем знакомы, – благожелательно склонил голову Сергий. – А теперь к делу. Префекту претории стало известно, – сказал он внушительно, – что вы собрались в страну серов, дабы выступить при дворе тамошнего императора. Это так?
– Д-да, – вымолвил Пареллий-йог. – А разве это запрещено?
– Мы просто хотим подзаработать, – добавил Пассиен-факир.
– И сколько вам обещано?
Цирковые замялись, но все же выдали коммерческую тайну:
– По двадцать золотых на брата.
– Всего-то? – выразил свое изумление Эдик.
– Двадцать золотых! – возвысил голос Пареллий. – Разве это мало?
– Вы должны встретиться со своими ки… э-э… провожатыми из Серики? Где именно?
– В Афинах. Это как раз по дороге в Антиохию, откуда уже недалеко до страны серов…
Нащупав слабое место, Сергий усмехнулся.
– Недалеко, говоришь? А как, по-твоему, Британия отсюда близко?
– О, это очень далеко! – воскликнул Местрий. – Это самая окраина!
– Так вот, – внушительно сказал Лобанов. – Страна серов находится еще дальше. В десять раз дальше! И там нет гладких римских дорог, путь туда лежит через соленые пустыни, через горы такой высоты, что наши Альпы по сравнению с ними просто жалкие холмики. Если вам повезет, и вы не свалитесь в пропасть, не умрете от жажды, не падете со стрелой в груди, то до Серики доберетесь через полгода, а в обратный путь направитесь лишь год спустя, ибо зимой горы непроходимы.
Пораженные, циркачи переглянулись.
– Так что же, выходит, нас обманули? – сказал Пареллий упавшим голосом.
– Вас не обманывали, – взял слово Искандер. – Просто не сказали всей правды. Видимо, этим серам из Афин было дано строгое указание – доставить римских фокусников во что бы то ни стало, дабы ублажить своего правителя. Вы сами-то видели их?
– Да нет… Мы получили приглашение на красивом таком, папирусе… На папирусе, который делают серы.
Ну, и решили его… того… принять. Приглашение, я имею в виду. Писец в Александрии так и отписал в Афины – дескать, согласные мы. Только в Рим собрались, деньжат подкопили, как нам опять грамотка пришла – с печатью, всё, как полагается. Серы нас всё благодарили и подробно объяснили, где их искать по весне…
– Вот что, – вернул инициативу Сергий. – Мы с вами не для того разговариваем, чтобы напугать вас дальней дорогой и отбить желание направляться в Серику. Дело в том, что нас самих посылают туда по важному государственному делу и прибыть ко двору императора серов нам лучше всего под видом бродячих артистов, вроде вас. О цели нашего похода умолчим. А теперь слушайте мое предложение. Вы нас обучите за февраль и март своим умениям, и мы отправимся в Афины к вашим провожатым, а после отправимся в Серику, будто мы – это вы. А вам, как наставникам, будет заплачено по двадцать золотых.
– Каждому! – вставил Эдик.
– Именно, – подтвердил Лобанов.
Циркачи переглянулись, недоверчиво, но и обрадованно.
– А не обманете? – спросил Пассиен Крисп с сомнением.
Вместо ответа Сергий достал из кошеля десять золотых ауреусов и раздал их – по две монеты в одни руки.
– Это аванс, – сказал он. – В марте получите полный расчет. Но с уговором!
– С каким? – спросил повеселевший Крисп, любуясь блеском новеньких аурей.