Консул
Шрифт:
– Мне все еще очень стыдно за то, что нагрузила вас своими вещами. Скоро мы подъедем к городу Наньян… Я вот что придумала – надо остановиться и переодеться. Всем!
– Зачем? – не понял Сергий.
– Увидите… Увидишь!
– Давашфари плохого не посоветует! – тут же встрял Гефестай.
– Молчи уж, – проворчал подъехавший Эдик, – жертва Киприды и Амура…
Повозки остановились, съехав на обочину, в тень плакучих ив, полощущих ветви в вырытом канале.
Давашфари решительно указала на один из ларей, и мужчины сгрузили его на землю. Дочь ябгу откинула крышку. В ларе были аккуратно сложены цветастые халаты из шелка.
– Вы, наверное, считаете, – проворчала она, – что я лишь о себе думала… Примерь, Сергий! Лето к концу пошло, поэтому надень вот этот, цвета созревших хлебов.
Лобанов послушно натянул дорогой желтый халат с длинными рукавами, с вышитым на нем цилинем-единорогом – отличие чиновника высшего ранга.
Консулу достался халат с изображением белого журавля.
Затем Давашфари выдала Лобанову высокие атласные ботинки на толстой белой подошве и фетровую шапочку с рубиновым шариком и павлиньим пером с тремя глазками. Пояс его халата имел четыре кусочка агата, инкрустированных рубинами.
– Шапочки надвигайте на глаза, – строго инструктировала хуан-гуйфэй, – чтобы никто не увидел их цвета. А все остальное на вас – как броня, она защитит лучше бронзы и стали, ибо погонит перед вами волны великого почтения. Хватило бы и одного пера, ибо трехглазые перья выдаются или родичам императора, или сановникам за особые заслуги. И запомните: вы очень важные люди и сопровождаете меня в поездке… м-м… скажем, я отправилась в даосский храм на далеком юге. Понимаете? В этой стране чем знатней человек, тем он меньше вызывает подозрений.
Стража остановит любого простолюдина, но важного сановника пропустит с поклоном. Короче, доверьтесь мне и подыгрывайте!
– Понял, Гефестай? – строго спросил Эдик. – Ну что ты опять уставился на удельную принцессу? Давашфари, да разжалуй ты его в конюхи, все равно толку с него, как с козла – молока…
– Поговори мне еще, – сказал сын Ярная, продолжая умильно улыбаться, – выпороть велю.
– Во наглый! – возмутился Чанба.
Тзана весело рассмеялась, а Сергий махнул рукой: «Вперед!»
Результат переодевания Лобанов ощутил в самом скором времени – все пешие встречные низко кланялись ему, а те, кто ехал верхом, живо спрыгивали на землю и тоже сгибались в малом поклоне, складывая руки перед грудью и маша ими в знак почтения.
Показался город Наньян – третьестепенный провинциальный городишко, обнесенный прямоугольником стен.
– Может, лучше его объехать? – усомнился Искандер.
– Именно это и будет подозрительно, – сказал Сергий. – Давашфари права, нужно действовать по принципу: «Наглость – второе счастье». Слушайте, парни, надо бы как-то оповестить о нашем прибытии. А то крадемся, как тати нощные.
– Эдик! – рявкнул Гефестай. – Дуй в трубу!
Чанба спорить не стал – подхватил с сиденья возницы длинный рог и затрубил.
– Это что было? – сморщился сын Ярная. – Приступ насморка у слона?
– Скорее, понос, – тихо подсказал Искандер.
– Молчите, презренные, – бодро сказал Эдик, – раз нету слуха. А ну, носы вверх! Въезжаем.
Отряд миновал городские ворота и выехал на главную улицу.
Народу было мало, словно всех разогнали на сельхозработы, но те, кто попадались навстречу, мгновенно сгибались в фигуры почтения.
Лю Ху приблизился к карете, выслушивая Давашфари, и пронзительным голосом вскричал:
– Удельная принцесса желает видеть градоначальника!
По толпе разошелся ропот, люди расступились, и в образовавшемся проходе Сергий увидел поспешавшего ханьца в мятом зеленом халате. Завидев целый отряд важных господ, ханец оробел. Цезарь в своей деревне, он терялся перед блеском столичных гостей.
Лю Ху заговорил надменно и властно:
– Госпожа Давашфари, достопочтенная хуан-гуйфэй, исполняет волю Сына Неба и направляется в горы, к храму, дабы поклониться святыням…
– Так, – подтвердил И Ван, теребя нефритовые четки. – О, Амитофу…
Консул негромкой скороговоркой переводил сказанное для Лобанова.
– Десять тысяч лет здоровья Священному Императору! – воскликнул градоначальник, падая на колени.
Го Шу покинул седло и торжественно развернул шелковый свиток, размалеванный иероглифами. Внизу грамоты краснел оттиск императорской печати. Завидя высочайшее повеление, грохнулась на колени вся толпа.
– Госпожа Давашфари, – продолжил Лю Ху с прежним высокомерием, – желает знать, не поступали ли новые известия с севера? Не прибывал ли гонец?
– Был, был гонец! – с жаром воскликнул градоначальник.
Тут занавески на окне кареты раздвинулись, и жителям Наньяна было явлено капризное холодное лицо хуан-гуйфэй.
– Далеко ли ужасные злодеи из страны Дацинь? – вопросила она. – Думают ли власти, как покончить с этим несчастьем, обрушившимся на нас? О-о, – простонала Давашфари, – какая это была ужасная ночь! Повсюду ревет огонь, кричат глупые придворные, а сколько крови пролилось на шелка Высочайшей Госпожи! Мне эта страшная картина будет сниться всю жизнь…
– О, достойнейшая из достойных! – подполз к ней градоначальник. – Рад сообщить, что Сын Неба послал в погоню за злодеями верного наня Цзепе Сицун Цампо, с ним его люди и воины дворцовой охраны…
– И это всё?! – округлила глаза Давашфари. – О-о! Поедем скорее, драгоценный бяо-ци-цзян-цзюнь, [54] – добавила она с легкой мольбой в голосе, глядя на Сергия. Лобанов молча поклонился, прижимая ладонь к сердцу.
– О, достойнейшая из достойных! – взвыл градоначальник. – Как мне хоть узнать этих злодеев? Как не ошибиться?
54
Бяо-ци-цзян-цзюнь– «военачальник пегого коня», высшее воинское звание.