Консул
Шрифт:
Молодой человек остановился, посмотрел на мальчика:
— Хювя пяйвя!
— Хювя пяйвя, — хмуро ответил Ваня, незаметно смахивая слезы.
Незнакомец о чем-то Ваню спрашивал. Говорил быстро.
— Миня ей юмарра, — сказал Ваня. — Не понимаю. Миня олен венялайнен (я русский).
Парень взъерошил на голове волосы и свистнул, потом присел перед Ваней на корточки и стал медленно, раздельно говорить, помогая себе руками.
Ваня скорее догадался, чем понял, что его спрашивают, как он сюда попал и где живет. Мальчик показал рукой в сторону дома, кинул в корзину несколько
Подошли к дому.
— Се олен минун ися я эйти (вот мои отец и мать), — сказал Ваня.
Молодой человек подошел к отцу, который остановился, выпрягся и, вытирая рукавом рубашки пот с лица, стал о чем-то говорить. В разговор вступила мать. Ваня понял, что говорят о нем.
Отец оббил с башмаков налипшую землю, и все трое пошли к крыльцу.
— Этот молодой человек, — сказал отец Ване, — бывший студент. Живет здесь, неподалеку. Хочет изучать русский язык, а тебе надо поскорее справиться с финским. Он предлагает бесплатно обучать тебя финскому, чтобы ты, тоже бесплатно, обучал его русскому. Так на так, — пояснил отец. — Нам нанимать учителя пока не на что, мы же с матерью плохие учителя.
Ваня вспомнил совет консула Яркова: "Изучай финский язык, он тебе никогда не пометает. Упорно изучай". Да и самому Ване было лестно стать учителем русского языка. В школе по литературе и русскому у него меньше четверки отметок не было. И Ваня согласился.
— Меня зовут Эйно, — сказал студент. — Я работаю конюхом у помещицы. Из университета ушел с третьего курса: отец умер и мне нечем было платить за обучение. Заниматься будем по вечерам.
С этого дня жизнь Вани изменилась.
Утром он занимался с братишкой, таскал землю на валун, разделывал грядки, по указанию матери посадил лук, посеял морковку, укроп, петрушку, редис. К вечеру являлся Эйно.
В дождливую погоду занимались дома. Эйно показывал пальцем на предмет и называл его по-фински, а Ваня по-русски. И оба записывали: Эйно в Ванину тетрадь по-фински, а Ваня в тетрадь Эйно по-русски. Стали учить счет. Ваня умел считать до ста. Но как только он произнес "юкси" (один), Эйно отрицательно замотал головой.
— Это самый трудный звук для иностранцев. Ты думай "у", а произноси "ю" — тогда получится.
Зато Эйно с трудом справлялся с твердыми согласными: "г", "б" и "д". У него одинаково звучали "гора" и "кора", "палка" и "балка", "дом" и "том". Но Эйно был упорен, как кремень. И страсть соревноваться с этим веселым и упрямым парнем захватила и Ваню.
В погожие дни они бродили по лесу, спускались к озеру, называли по-русски и по-фински деревья, цветы, травы. Шла веселая перекличка.
Ваня говорил, что финский язык самый трудный на свете, а Эйно утверждал, что труднее русского нет.
— Ну как же, — доказывал Ваня, — пёйта — стол, пёйдала — на столе,
А Эйно по привычке лохматил свои светлые волосы и говорил, что трудно постигнуть, чтобы из глагола "идти" в прошедшем времени образовались совсем непохожие слова: "шел, шла, шло, шли".
К осени они уже могли разговаривать и на финском и на русском. Ваня изо всех сил старался, чтобы не отставать в знаниях от Эйно, но угнаться за ним не мог.
— Это потому, что ты хороший учитель, — говорил Эйно.
Однажды они шли по опушке леса. Наступил вечер, на траве осела седая роса. Небо было темное, как колодец, и в нем плавали яркие звезды.
— Звезда! — сказал Ваня. А потом, растопырив пальцы обеих рук, как бы охватывая ими небо, сказал: — Звезды. Много звезд. Какая твоя любимая? — спросил он Эйно.
Эйно по привычке засунул пальцы в волосы, а потом нагнулся и на траве щепотью нарисовал пятиконечную звезду. Она ярко засветилась лунным светом. Эйно быстро стер изображение.
Ваня пристально посмотрел на него. Неужели он свой? Может быть, финский комсомолец? Но спросить постеснялся.
— Давай продолжать урок, — как ни в чем не бывало предложил Эйно. — Ты любишь свою родину? — спросил он по-фински.
— Да, я очень люблю свою родину, — ответил Ваня и сам задал тот же вопрос Эйно по-русски.
— Я больше всего на свете люблю родную Финляндию. — убежденно сказал Эйно.
— Но у вас тут хозяйничают фашисты, запрещена Коммунистическая партия, вождь коммунистов Тойво Антикайнен сидит в тюрьме, в школе нельзя организовать пионеротряд, создать комсомольскую организацию.
— Может быть, поэтому я так сильно люблю родину. — сказал задумчиво Эйно.
— Но ты даже не можешь учиться в университете, там надо платить большие деньги, — сказал Ваня. — За это любишь?
— Поэтому люблю.
Ване стало не по себе. Неужто Эйно, которого он успел полюбить, — чужак?
— Почему же ты нарисовал красную пятиконечную звезду и сказал, что она твоя любимая? — спросил Ваня, все еще не желая потерять доверия к этому человеку.
— Откуда ты взял, что она красная? — рассмеялся Эйно. — Она ведь ярко-зеленая.
— А что означает зеленая звезда?
— Зеленый цвет — цвет надежды.
Ваня возвращался домой в смятении. Так кто же Эйно — свой или враг? Как это можно любить за неволю, за несправедливость? И зачем Эйно изучает русский язык?
На следующий день Ваня, завидев, что по дорожке в положенный час шагает Эйно, выпрыгнул в окно и ушел в лес.
Он слышал, как мать окликала его, выйдя на крыльцо. Видел, как в окне мелькала тень Эйно и как он, по привычке, ерошил волосы. Ваня устроился на суку дерева и мучительно думал о том, кто такой Эйно. Зачем ему нужен русский язык в Финляндии? Почему он так жадно расспрашивает Ваню, как строился Беломорканал, сколько в нем шлюзов? Как живут и работают колхозники? Какой урожай собирают? Как принимают в комсомол и какую работу ведут комсомольцы?