Консьянс блаженный
Шрифт:
— Да, черррт подеррри! Гусаррры — это да!.. Одна потеха!..
Для других эта фраза не имела особого смысла, чего не скажешь о самом Бастьене, ведь за ней стояла целая вереница воспоминаний о любовных приключениях, дуэлях, обильных обедах, великих сражениях и даже о тех минутах и часах, какие вспоминаешь не без удовольствия лишь тогда, когда они уже отошли в далекое прошлое.
Затем, увидев, что слышавшие этот возглас с удивлением широко раскрывают на него глаза, полные немого вопроса, бывший гусар добавлял:
— Эх вы, штафирки! Этого вам не понять!..
И правда, штатские не смогли бы понять, даже если бы Бастьен снизошел до объяснений, а до этого Бастьен не снисходил никогда, и таким образом деревня Арамон никогда не узнает, о какой такой потехе столь пылко говорил отставной гусар.
Бастьен, как уже было сказано, произвел сильное впечатление на юных арамонок. Бастьен был молод, Бастьен был богат, Бастьен был хорош собой; сверх того, Бастьен имел крест — награду, которую в ту эпоху не давали кому попало. Что же еще нужно, чтобы блистать на деревенских праздниках?
И однако Бастьен пустил в ход далеко еще не все свои чары — он еще не показал себя как танцор.
В ближайшее воскресенье после его возвращения состоялся показ хореографического дарования Бастьена. Все виды искусства соседствуют, таланты подают друг другу руку: Бастьен оказался таким же отменным танцором, как и фехтовальщиком.
Для танцев нашли место в пятистах шагах от селения, под деревьями на опушке леса: то была естественная круглая площадка, образованная кольцом огромных буков; площадка была утоптана благодаря хлопотам деревенского скрипача, бравшего за свою работу с каждого кавалера за каждую кадриль налог в один су.
Когда в первое же воскресенье после возвращения героя люди издалека увидели, как он, с его мускулистыми руками, с его гордой походкой вразвалку, направляется к танцевальному кругу в своем ярком мундире, в начищенных до блеска сапогах со шпорами, все взгляды, полные любопытства, сосредоточились на красавце-гусаре.
Ведь девушки пока не вынесли окончательного суждения насчет Бастьена. Им оставалось еще посмотреть, как гусар танцует, а он, кстати сказать, отлично делал всё, за что бы ни брался.
К тому же каждой не терпелось узнать, кого же Бастьен пригласит на танец первой.
Гусар подошел к красивой девушке по имени Катрин, черноглазой брюнетке, чьи брови выгибались дугой, а фигура поражала стройностью; говорили, что она какое-то время жила в большом городе.
И правда, Катрин, поступившая в услужение к одной благородной даме из здешних мест, сопровождала ее в Париж; через год она вернулась, немного побледневшая, немного похудевшая, зато с сотней луидоров; она поместила их под первую закладную в контору метра Ниге, что принесло ей добрых сто двадцать ливров ренты.
Откуда взялись эти сто луидоров?
Катрин так объяснила их происхождение: ее хозяйку мучила какая-то опасная болезнь, и в это время она, Катрин, ухаживала за ней с такой самоотверженностью, что по выздоровлении хозяйка отблагодарила девушку сотней луидоров.
На беду Катрин, никто не верил в эту историю, несмотря на все правдоподобие ее. И правда, хватило одного-единственного возражения, чтобы пробить в ней брешь.
У Катрин спрашивали, зачем же она ушла от такой благодарной и щедрой хозяйки.
Оказывается, девушка соскучилась по деревне и потому вернулась — более убедительного ответа Катрин не нашла.
Так что многие сомневались в источнике скромного богатства Катрин. Более того, некоторые предполагали, что оно появилось у их землячки совсем иным образом.
Они говорили, что это не хозяйка, а сама Катрин заболела опасной болезнью; доказательство тому — ее нынешняя бледность и худоба.
И затем они добавляли, что те сто луидоров, которые Катрин доверила метру Ниге, она получила не в знак благодарности от баронессы, а от щедрот барона.
И надо сказать, сколь бы ни злым было такое толкование, оно убедительнее другого объясняло возвращение и богатство Катрин, а потому и стало общепринятым.
Не удивляет поэтому, что, несмотря на волнующую красоту Катрин, несмотря на ее удачно помещенные сто луидоров, ни один деревенский парень еще не сделал ей предложения.
Зато многие хотели бы поухаживать за красавицей.
Но Катрин заявила, что она девушка порядочная и станет слушать только того, кто явится к ней с пером для подписания брачного контракта.
Это дало повод мельнику из Вюалю, большому насмешнику, сострить, что еще не снесено яйцо того гуся, чье перо удостоится такой чести.
Итак, Бастьен подошел к Катрин, выставил ногу вперед, одну руку согнув калачиком, а ладонь второй, обтянутую замшевой перчаткой, подал красотке.
Катрин приняла эту ладонь с победоносной улыбкой и ступила с Бастьеном в танцевальный круг.
Во время ритурнели гусар отстегнул портупею и вручил саблю и ножны сыну скрипача, взявшему на себя обязанность между фигурами взимать плату за танцы: так Марс, готовясь танцевать с Венерой, с достоинством и грацией вручил бы Амуру свой меч и щит.
Увидеть танцевальное искусство Бастьена хотелось многим, и надо отметить, что Бастьен превзошел все ожидания. Гусар знал каждое движение всех четырех фигур, составляющих полную кадриль. Он проделал такие антраша и па-д’эте, такие па-де-зефир и притопы, такие коленца, что арамонцы, никогда не видевшие такое, даже не могли подозревать, что существует нечто подобное. Поэтому публика толпилась, чтобы увидеть, как танцует Бастьен; кончилось тем, что, несмотря на такой лестный для его самолюбия триумф, он сам был вынужден попросить земляков освободить немного места, если они желали видеть продолжение его танцевальных экзерсисов.